– Что же ты, погранец, такой подставы не заметил?

– Не знаю, – сквозь зубы выталкивает Липатов. – Не понимаю, как я мог опростоволоситься. Из-за меня братки погибли, и такого я себе вовек не прощу.

– Ладно, не казнись. Твои камрады тоже не мальчики-побегайчики, а такие же профессионалы, как и ты, и тоже беды не почуяли и на гостеприимство повелись. – Оглядев окружавших меня людей, я спросил: – Что дальше делать будем?

– Надо попробовать договориться, – пробухтел Герман. – Думаю, Серапион у них, или они знают, где он. Пообещаем крестьянам пропуск в леса, если они парней отдадут, а когда своё получим, догоним их и всех перебьём.

– Нет, – покачал головой пограничник, – пленные не в общинном доме. Это точно. Я следы смотрел, двух человек в лес волокли, так что придётся ближайшие окрестности прочёсывать. А что касается местных жителей, то надо их всех спалить. Нечего таких сволочей жалеть!

Мои офицеры молчали. Видимо, полностью полагались на меня и были готовы выполнить любой приказ. Обдумав ситуацию, я решил:

– Попробуем договориться. Если не получится, делаем задымление этого осиного гнезда и, как только окопавшиеся в здании стрелки начнут задыхаться, атакуем.

– Зачем так сложно? – спросил священник. – Раз Серапиона внутри нет, значит, можно сразу здание подпалить.

– Отец Герман, общинный дом – это что-то вроде сельского клуба и детского сада одновременно. Там сейчас больше ста пятидесяти человек, и из них около сотни детей. Скажу как есть: мне их жалко. Конечно, жизнь и здоровье одного своего воина я ценю дороже, чем все жизни местных крестьян, вместе взятых. Но по возможности детей необходимо вытащить. Они нам не враги. Опять же пленники для допроса не помешают.

– А кто на переговоры пойдёт? – спросила Лида и тут же, глядя мне в глаза, добавила: – Учти, ты точно не пойдёшь.

– Хм, – ухмыльнулся я и сам для себя подметил, что боевая подруга начинает вести себя как самая настоящая жена. – Пойдёт тот, кто с Господом общается и про человеколюбие много говорил. Отец Герман, вы не против на время стать парламентёром?

Пухлый священник, который в ночном бою так лихо воевал, что из трофейного АКС накрошил с десяток несостоявшихся разбойников, был спокоен и согласно кивнул:

– Хорошо.

– Отлично. – Повернувшись к лейтенантам, я скомандовал: – Воинам занять исходные позиции для атаки здания! Приготовить материал для дымовых костров! Операцию начинаем через десять минут!

Общинный дом, длинное приземистое одноэтажное здание с многочисленными окнами, находилось на самой окраине Берёзовки со стороны реки. Рядом фруктовый сад, детская площадка и неплохой цветник. Прекрасное место для воспитания будущего поколения.

Воины готовятся к штурму, и, глядя на движение вокруг, я осознавал, что судьба местных детей, кроме меня, никого особо не заботит. Мелькнула мысль: не становлюсь ли я слишком сентиментальным? Вроде бы нет, всё как обычно, а то, что пытаюсь сохранить жизнь ни в чём не повинных детей, так это от воспитания, полученного в раннем детстве. В самом деле, людей на Земле не так уж и много осталось, дикари не в счёт, и уничтожать молодую поросль, которая не виновата в том, что их родители сволочи, как-то мелко и глупо. Жестокость нужна ради скорейшего достижения какой-либо конкретной цели, а убийство без необходимости – это не моё.

Ладно, прочь лишние думы. Для атаки всё готово, собран хворост и сырая солома, которые кучами навалены в районе сада. Ветерок с реки, и если горючий материал поджечь, то весь дым устремится прямо на здание, в котором большая часть окон выбита взрывами гранат и пулями.

– Отец Герман, – обратился я к священнику, – пора!

Тульский крестоносец оправил свою порванную чёрную рясу, размашисто перекрестился, одними губами неслышно прошептал какую-то короткую молитву, взял у наших воинов белое полотенце и твёрдым широким шагом направился к зданию. В него не стреляли, но, когда до входа оставалось метров десять, изнутри раздался громкий окрик:

– Стой! Дальше ни шагу!

Священник послушно остановился и так же громко произнёс:

– Я парламентёр, не стреляйте!

– И чего ты хочешь? – спросили его из общинного дома.

– У вас в плену два наших человека. Отдайте их нам или подскажите, где они находятся, и вас выпустят из поселения.

– Нет!

– Но почему?

– Ты всё врёшь, и мы это знаем.

– Я могу поклясться на кресте, что говорю правду.

– Нет! Мы все умрем, и пропадите вы все пропадом!

– С вами дети… – начал было Герман, но в это время из ближайшего окна показался ствол автомата, и, недолго думая, священник зигзагами быстро метнулся назад.

Сделал он это очень вовремя, поскольку автоматчик выпустил ему вслед несколько длинных очередей, но, к счастью для крестоносца, не попал, хотя, как позже выяснилось, несколько пуль прошили длинный подол рясы всего в сантиметре от бедра священника.

Повернувшись в сторону воинов, затаившихся в саду, я взмахнул рукой и выкрикнул: