Основной идеей плана Э. Манштейна было «завлечение». Э. Манштейн не сомневался, что союзники обязательно прореагируют на вторжение в Бельгию. Но, разворачивая там свои войска, они лишатся свободного резерва (по крайней мере на несколько дней), загрузят до отказа дороги и, главное, ослабят «скольжением на север» оперативный участок Динан — Седан, слабость которого в 1914 году едва не погубила 5–ю французскую армию.

Французы, разумеется, были осведомлены об этой угрозе. Однако, они не считали ее актуальной, полагая, что успеют консолидировать позицию пока немцы будут пробираться через арденнское бездорожье и готовиться к форсированию Мааса.

Э. Манштейн же исходил из высокой подвижности механизированных соединений. В отличие от пехоты, они не проигрывали темп в Арденнах по сравнению с Фландрией. Еслиудастся благополучно пересечь Арденны, танковые корпуса подойдут к Маасу именно в тот момент, когда оборона реки будет максимально слаба.

Итак, намечается игра против внутреннего фланга союзников, а не против внешнего — различия с планом Шлиффена очевидны. Однако в данном случае они носят чисто формальный характер. Ведь все идеи Шлиффена (ассиметричный маневр, корпусное каре, оперативное усиление и пр.) присутствуют и в плане Манштейна. Сохранен и самый дух шлиффеновского развертывания — размах операции, решительность поставленных перед войсками задач, независимость оперативных решений от действий противника.

По сути, речь идет о некоем специфическом варианте плана Шлиффена, при котором союзники вытягивают свое расположение к северу. В 1914 году такой вариант представлялся маловероятным (разве что 5–я французская армия, плохо сориентированная главным командованием, попытается развернуть наступление через Самбру). Но и столь экзотическая возможность была предусмотрена старым фельдмаршалом: третья германская армия не случайно ориентирована на Маас выше Намюра. В 1940 году перемещение крупной войсковой группировки союзников в Бельгию было «эвентуальной неизбежностью», и основной вариант плана Э.Манштейна предусматривал именно такой ход событий. Напротив, оставление северной и центральной Бельгии на произвол судьбы относилось к разряду оперативной экзотики. На этот случай группа армий «Б» была оставлена достаточно сильной [524] , чтобы ее беспрепятственныймарш через Бельгию принес бы решение.

В шахматной игре такие взаимно-симметричные версии носят название «эхо — вариантов».

Маневр «Диль»

Предположения Э. Манштейна оказались верными.

Союзники разработали несколько вариантов действий на случай немецкого наступления, и все эти варианты предусматривали «рокировку» нескольких армий в Бельгию. Различие было лишь в глубине маневра,

В схеме «А» предполагалось остановить немецкое наступление у самой границы — на канале Альберта. Вариант «Шельда» предусматривал выстраивание обороны по этой реке; почти вся территория Бельгии отдавалась противнику. План «Диль» носил все черты компромисса — союзные армии «держали» центральную Бельгию (в том числе — Брюссель). Именно этот маневр был осуществлен в 1940 году.

Общая оперативная структура выглядела следующим образом:

На северном участке фронта немцы имели двадцать девять дивизий [525] (18–я и 6–я армии) против шестнадцати французских, девяти английских, двадцати трех бельгийских и десяти голландских. Следует учесть, что англо-французские части неизбежно опаздывали: к моменту их подхода фон Бок имеет все шансы покончить если не с Бельгией, то, по крайней мере, с Голландией.

На Арденнском участке — сорок пять немецких дивизий (4–я, 12–я, 16–я армии; в числе дивизий семь танковых, три моторизованных) сражаются с шестнадцатью второочередными французскими. А вот в Эльзас — Лотарингии союзники сосредоточили целых пятьдесят дивизий (из которых одна британская). Эти соединения обороняли линию Мажино от девятнадцати дивизий фон Лееба (1–я и 7–я армии).

Такая оперативная конфигурация стала роковой для союзников.

В руках Рунштедта находились танковые и моторизованные дивизии, которых не было в распоряжении Шлиффена. Подвижные части действовали стремительно, уже к третьему дню операции они вышли к Маасу в районе Седана. Началось стремительное нарастание оперативного маневра Шлиффена в версии Манштейна…

С. Переслегин

Изучая рассуждения мыслителей прошлого об армиях грядущих времен, можно отыскать некоторое общее место у всех этих философствований (в остальном — различных). Речь идет об «отмирании» пехоты как рода войск. Аргументы в защиту этого тезиса все авторы приводят более иле менее одинаковые: отдельный солдат слишком слаб, чтобы находиться на поле боя, роль солдата постоянно убывает — пехота превращается из основного рода войск во вспомогательный, а потом и вовсе сходит на нет. Пехотинец слабо защищен и плохо вооружен, имеет недостаточную маневренность и слишком медленно принимает решения в критической обстановке. Поэтому в современном бою (здесь слово «современный» может обозначать и эпоху эллинизма, и раннее средневековье, и девяностые годы XX столетия) пехотинец обречен на быструю и бесславную гибель.

Все это, несомненно, правда. Однако же, хотя подобные рассуждения приводятся (почти в неизменном виде) уже три тысячи лет, пехота и поныне остается одним из главнейших родов войск.

Следовательно, в утверждении о «неполноценности» пехотинца скрывается ошибка. При этом не приходится спорить с тезисом, что человек представляет собой самую уязвимую из всех существующих на поле боя целей. В чем же дело?

Во-первых, изначальная постановка вопроса о том, «насколько защищен отдельный пехотинец», некорректна. Чтобы поразить солдата, по нему нужно открыть огонь. Фактически большая часть современного (на каждую эпоху) вооружения оптимизирована под поражение другой техники. (Так, в наши дни авиация прежде всего сражается за господство в воздухе, артиллерия подавляет огневые средства противника, бронетанковая техника либо используется для транспортировки пехоты, либо борется с бронированными целями.) Лишь небольшое число вооружений предназначено для поражения именно незащищенного человека, причем самые эффективные средства запрещены господствующей религией или международными конвенциями («огневое нападение» в древности; в XX столетии — отравляющие газы, бактериологическое и биологическое оружие, существует движение за запрещение противопехотных мин). Наконец, по сравнению с любой техникой людей всегда сравнительно много, и они лучше укрываются, пользуясь складками местности. В результате оказывается, что незащищенный человек — единственная боевая сила, способная выжить и даже осмысленно действовать в зоне сильного огневого воздействия противника. «Техника» любой эпохи уничтожается в подобных условиях очень быстро.