Нет, нет и еще раз – нет! Он это дело не забросит. Хотя бы из природного упрямства!

Ну, и перед Захаровым он извинится, не убудет от него. Запил он, говорят. В офисе который день не появляется. Жену по дому гоняет, домработницу…

Слюнтяй какой, а? Чуть его за хоботок взяли, он тут же слюни и распустил. Или он по подружкам так убивается?..

– Здрассьте. – Горелов чуть склонил голову перед красавицей Машей, встретившей его у ворот дома со страдальческим, бледным до синевы лицом. – Войти можно?

Она поколебалась, не зная, что ответить. Потом отступила в сторону, и Горелов вошел в ворота. Раньше они не запирались, помнится. И он благополучно добирался до двери в дом самостоятельно. Ударял в гонг. Именно! Звонка-то у них нет. Блажь какая, да? Ему открывали, он входил. Теперь вот и ворота заперты, и Маша заметно поблекла, дела их, видимо, идут все хуже и хуже.

– Супруг дома? – поинтересовался он, входя за ней в дом. – У меня к нему дело.

– Уголовное? – попыталась она пошутить, но вышло как-то кисло, со слезами в голосе. – Простите.

– Все в порядке. Не стоит так переживать. – Горелов сдержанно улыбнулся. – Так где он?

Маша неуверенно топталась на пороге в коротких меховых ботиночках и курточке на пуху, в которых встретила его у ворот. Топталась и почему-то не раздевалась. То ли ей удрать хотелось, то ли проводить его к выходу. Пойми ее – тонкую женскую натуру!

– Там он. – Она махнула рукой в сторону громадной кухни, откуда доносились какие-то стуки и звон посуды. – Умоляю вас, будьте осторожны!

– Все так плохо? – все же спросил Горелов, снимая плащ, к которому уже неделю тому назад пристегнул меховую подкладку, зима-то не на шутку завьюжила.

– Взгляните сами, – вздохнула она и все же разделась. Потом вдруг, переобувшись в домашние туфли, испуганно встрепенулась и вскинула на него глаза, как затравленный зверек. – Вы ведь не арестовывать его приехали?!

– Нет, конечно! Успокойтесь же, Мария Николаевна. Успокойтесь!

Она кивнула и тут же ушла по лестнице куда-то на второй этаж. Горелов направился к кухне.

Гремела, оказывается, домработница. Сердито гремела, настырно. Стульями, расставляя их по местам вокруг огромного овального стола. Кастрюлями тоже гремела, вынимая их из посудомоечной машины. Дверцами шкафов опять же громыхала.

На хозяина, сонно развалившегося на стуле за столом, она, казалось, совершенно не обращала внимания. Иной раз даже задевала его то боком, то тряпкой, то огромным подносом, куда ставила пустые бутылки.

– День добрый, – поздоровался Горелов, понаблюдав с минуту за беснованием домработницы и пьяным равнодушием Захарова. Ответа не дождался. – Есть разговор.

– Прошу. – Алексей вялым жестом указал куда-то напротив себя. – Пить будешь? Сонька, давай сюда бутылку!

– Ага, щщас, еще разбегусь и подпрыгну! – просвистел ее голос, головы женщина даже не повернула. – Все, кончилась выпивка! Нету больше!

– Брешешь, нахалка, – возразил Захаров и взглянул на нее почти трезвыми глазами. – Я видел, там что-то плескалось еще. Ну!

– Ой, да жрите, не подавитеся! – вскричала она, нагнулась и откуда-то из потайного места выудила ополовиненную бутылки виски. – Когда только конец этому наступит, а?! Сил уже моих больше нет! Терплю только из-за Машеньки. Как она уйдет, так и я за ней следом!

– Она не уйдет! – испуганно дернулся Захаров и ударил кулаком по столу, но вышло смазанно, неубедительно. Он вдруг захныкал, поводя вокруг себя мутными глазами. – Куда она уйдет?! Куда? От меня? Уйдет? Я же… Я же люблю ее, дура! Куда она…

– А вы пейте, пейте больше, – предложила ему ядовитая домработница. – А потом посмотрите!

– У меня горе, дура! – хныкая, возразил ей Захаров и потянул вниз растянутый ворот несвежей футболки. С тяжелым выдохом мазнул ладонью по своей заросшей щеке. – У меня такое горе!!!

– Горе вином не залить! – на повышенных тонах выдала домработница и взглянула на Горелова, ища поддержки: – Так ведь, уважаемый?

– Совершенно верно, – поддакнул тот, усевшись за стол напротив Захарова. – Тем более что и горя-то особенного вовсе нет.

– Как это? – Мутный взор Алексея с трудом зафиксировался на госте, голова его покачивалась, заваливалась то на спину, то на грудь, то к одному плечу, то к другому, как у недоношенного ребенка, честное слово! – Как это – нет горя?

– А так. Вот, я пришел сообщить, что все подозрения с вас сняты. Дело закрыто за отсутствием состава преступления, и вы вновь стали уважаемым всеми гражданином, – скороговоркой выпалил Горелов, боясь, что может сбиться и в каком-нибудь месте его непременно стошнит – из-за своего поведения и от собственной лжи.