Шрифт:
Двери вагона сошлись вместе, как две половинки театрального занавеса.
Маленькая пьеса, поставленная самой жизнью, кончилась.
Поезд мчится дальше.
СПАСИБО, ТОБИК!
Если бы Тобика — маленькую, пушистую, очень крикливую собачонку с занавешенными белой шерстью черными глазами-точками — спросили, что он думает о своем хозяине, архитекторе Букасове, и его семье, Тобик, подумав, высказался бы в положительном смысле.
— Если говорить о «самом», — сказал бы Тобик, — то я считаю моего хозяина вполне приличным двуногим. Правда, у него есть скверная привычка хватать меня своей могучей пятерней за морду или, подняв в воздух, дуть мне прямо в нос, но это, в сущности, мелочи, на которые порядочная собака не станет обращать внимания. Я уважаю моего хозяина за то, что, как я подозреваю, не будь его, моя миска, которая стоит на кухне (да и не только моя!), была бы всегда пустой и я просто-напросто околел бы с голоду!.. «Сама» — мое божество. Я обожаю ее! Она меня моет, вычесывает моих блох, ласкает.
По вечерам мы все обычно сидим перед большим ящиком, на котором мелькают какие-то тени. Ящик издает разные звуки, иногда даже лает. Бывает так, что она, продолжая в упор глядеть на ящик, кладет меня к себе на колени и поглаживает по спине своей маленькой нежной рукой. В эти минуты я испытываю непередаваемое блаженство и дремлю с открытыми глазами. Залай или даже замяукай сейчас не только ящик, но и стулья, диван и другие предметы в комнате — я бы даже не пошевельнулся!
Еще я очень люблю водить ее гулять. Когда я веду ее на длинном поводке по аллее среди высоких сосен, встречные собаки, которые прогуливают на поводках своих двуногих, завидуют мне, владельцу самой красивой хозяйки во всем поселке, и мое тщеславие получает полное удовлетворение.
У них есть сын (по-нашему, щенок), которого зовут почти так же, как и меня, — Бобик. Это нормальный двуногий детеныш. Чтобы доставить ему удовольствие, я играю с ним, то есть ношусь что есть силы по дорожкам, а он меня догоняет. Потом я валюсь на спину и, поджав лапы, выставляю напоказ пузо. По-нашему, по-собачьи, это означает: «Я сдаюсь». Он хватает меня на руки, и мы начинаем лизаться…
Оставляя на совести Тобика чисто собачью специфику его характеристик, я не могу не согласиться с ним в основном. Да, Тобик прав: семья Букасовых — хорошая, дружная семья.
Во всяком случае, эта семья была такой до тех пор, пока в ее бытие не проникла Софья Максимовна Клиппс, супруга искусствоведа Клиппса, снимавшего летом комнату с верандой в том же дачном поселке, о котором вы уже получили некоторое представление из сообщения Тобика.
Однажды под вечер Софья Максимовна зашла на дачу к Букасовым. Самого архитектора не было дома — гулял с Бобиком и Тобиком. Гостью приняла жена архитектора, Елизавета Георгиевна. У гостьи был такой благостно-кроткий вид, такая милая улыбка непрестанно порхала вокруг ее усатого поблекшего ротика, что у Елизаветы Георгиевны тревожно сжалось сердце.
«Сейчас она скажет мне какую-нибудь гадость!» — подумала красивая жена архитектора.
И гостья действительно сказала:
— Вы сегодня очень плохо выглядите, Лизок. Всегда вы такая свежая, аппетитная, как зеленый огурчик. А сегодня… как лимончик. Вы нездоровы?
— Нет, я здорова!
— Что-нибудь с Петром Николаевичем?
— Нет, у него все в порядке!
— Ну вас на работе все в порядке?
— Да, все в порядке!
Гостья улыбнулась еще благостнее, и Елизавета Георгиевна похолодела: клинок был занесен!
— Откровенно говоря, я подумала, что вы уже все знаете! — сказала Софья Максимовна. Она сочувственно вздохнула и закончила — Вашего Петра Николаевича сегодня видели в бассейне!
— Он ездит туда по вторникам плавать. Ему врачи прописали. Для тонуса.
— Да, но сегодня среда. И потом, он почему-то больше нырял, ваш бедняжка, а не плавал. И каждый раз выныривал с какой-то блондинкой. Это тоже для тонуса?
Одной капли никотина достаточно, чтобы убить большую, грубую, хорошо упитанную лошадь.
Капля ядовитого сомнения проникла в сердце худенькой, хрупкой, по-женски дьявольски самолюбивой жены архитектора и сделала свое дело…
Гостья сейчас же подсела к ней и, воркуя по-голубиному, стала утешать свою жертву. Она говорила, что, возможно, «все еще не так серьезно». И что «главная» Лизина «задача» заключается в том, что она, Лиза, должна немедленно «ответить ударом на удар». Что это значит? Это значит, что Лизе надо срочно начать какой-нибудь «легкий флирт», потому что на «них» (читай — мужей) это действует как «сильное отрезвляющее средство, вроде нашатырного спирта», и что, кстати сказать, пожилой режиссер Голубцов — «это знают буквально все!» — влюблен в Лизу «по уши».
— Они у него мохнатые! — печально сказала жена архитектора. — Как волнушки. У меня такое впечатление, будто он нашел свои уши в лесу под елкой.
Софья Максимовна радостно и хищно засмеялась и чмокнула Лизу в щеку.
— Боже мой, какие пустяки! Наплевать вам на его мохнатые уши. Ведь он нужен нам с вами лишь как пешка для игры!
Когда через час Петр Николаевич, Бобик и Тобик — усталые, голодные, веселые — вернулись с прогулки, Елизавета Георгиевна сухо объявила им, что ужинать и смотреть телевизор они будут одни — у нее болит голова. Постель для Петра Николаевича была накрыта на веранде. Он отправился объясняться, но дверь супружеской спальни оказалась закрытой на замок.