– Дай мне пройти, – потребовала Варя.

– Иди, – проворчал Куперович. Голова его была внизу, а зад наверху.

– Тогда убери круп.

Он убрал и тут же весело продекламировал:

– Крупный немецкий промышленник Круп упал в котел, где варился суп.

– Антон, я сама сниму с тебя ботинки, – сказала Варя и опустилась на колени. – Давай сюда ногу.

Куперович послушно выставил вперед одну ногу и продолжил декламацию:

– Немецкого промышленника Крупа на части разорвали два оживших трупа!

– Очень смешно. Стой, не брыкайся!

Варе пришлось приложить немало усилий, чтобы стащить с Куперовича пиджак. Вероятно, снятие пиджака отправило в его мозг некий сигнал, потому что в следующую минуту он разделся сам, до трусов, причем очень ловко. Впрочем, тут же возжаждал снять и трусы, но Варя угрожающим тоном произнесла:

– Только попробуй.

Куперович хихикнул, повалился на диван и забрался под покрывало, которое Варя поспешно сдернула с кровати и принесла ему. Выпростал голову и торс и с выражением прочитал:

– В немецкого промышленника Крупа для бодрости вкрутили два шурупа.

– Не могу поверить, что человек, который возит с собой томик Мандельштама, под завязку набит глупыми стишками, – пробормотала Варя.

– Куперович, если ты сейчас же не заткнешься, я задушу тебя твоими же носками.

– Они уже проветрились? – с интересом спросил тот.

– Не знаю, не нюхала.

Куперович захохотал, и его очки от смеха сползли набок. Варя подхватила их и положила на тумбочку. Вероятно, это было некое ритуальное действие, потому что, оставшись без очков, Антон мгновенно закрыл глаза и отключился. Его ровный, рокочущий храп покрыл все остальные мелкие звуки.

От этого храпа Варе стало уютно. Ее отец никогда в жизни не храпел – спал тихо, вальяжно раскинувшись, занимая все предоставленное ему пространство. Мама говорила, что он святой. Единственным мужчиной, с которым Варя проводила ночи, был Владик. Вот он-то храпел, как больной дракон, да так громко, как будто у него и вправду было три головы. Храп был свистящим, шипящим и легко переходил из одной октавы в другую. Порой он доводил Варю до зубовного скрежета.

Она погасила свет и улеглась на кровать прямо в одежде. Стала смотреть в потолок и вспоминать все, что случилось с ней вчера и сегодня. И через некоторое время почувствовала, что ей стало необыкновенно легко – словно открылись ставни, о существовании которых она даже не подозревала. Ей казалось, что еще немного – и темные уголки ее души осветятся, она увидит и поймет нечто важное, постоянно ускользавшее от нее…

– Я не храпел? – неожиданно громко спросил Куперович, оторвав голову от подушки.

– Храпел, но очень нежно, – улыбнулась в темноту Варя. – Спи, мне нравится, как ты храпишь.

– Ты могла бы полюбить меня, – сонно пробормотал он. – Если женщине нравится, как мужчина храпит, возможно, она его любит… И еще яблоки.

– Какие яблоки? – не удержалась и переспросила Варя. Ей было смешно и любопытно. Антон почти что спит, а она его допрашивает!

– Если женщине нравится, как мужчина ест яблоко, она его любит. Если ее не раздражает хруст и чавканье… И еще как он продувает расческу… И то, как пахнут его волосы после мытья, – тоже важный момент…

Варя ждала продолжения, но Антон уже отключился и через минуту снова засопел. «Тоже мне, открыл Америку, – подумала Варя. – Когда влюбляешься, тебе в избраннике нравится все! Потом – кое-что, а через пару лет и вообще почти ничего уже не нравится. Хотя нет, я преувеличиваю. Даже в период эйфории женщина всегда найдет какую-нибудь детальку, которая будет ее напрягать. Но она не обратит на нее внимания, задвинет поглубже в подсознание. И лишь потом, спустя годы, поймет, что именно эта деталька выросла до размеров бронтозавра, который запросто может растоптать ее семейное счастье».

И вдруг в одну секунду Варя поняла, что существует мужчина, которого она готова принимать целиком, безоговорочно, всего сразу – с любыми недостатками, храпом, хрустом, дурацкими привычками… Этот мужчина ненавидит, когда чашку наполняют до краев, а карандаши в стакане переворачивают ластиками вниз. У него есть непослушная прядь, которая никогда не лежит как надо, ямочка на левой щеке, синие глаза и жена, которая хочет от него уйти.

Варя села и некоторое время смотрела в пространство. Потом соскочила с кровати, на цыпочках подошла к окну, раздернула шторы и подняла раму. В комнату ворвался свежий воздух, а Варю прохватило морозом до самого сердца. Сердцу это пошло только на пользу. Варя дождалась, пока ее не затрясет от холода, и только тогда опустила раму. Ей нужна была встряска, чтобы удостовериться, что она не спит и не бредит.

Большое зеркало было затянуто лунным шелком. Она приблизилась к нему и взглянула на свое отражение. У отражения был дикий вид. Варя тихонько засмеялась, блеснув влажными зубами. Куперович завозился и уронил на пол покрывало. Она подошла, подняла его и снова набросила на Антона. Тот на секунду открыл глаза и пробормотал:

– Уйди, ведьма! – И вяло отмахнулся.

– Ухожу, – ответила Варя.

Она легла на кровать, раскинула руки, словно собиралась поймать летящее к ней сверху счастье, и закрыла глаза. И через минуту уже спала – глубоко и сладко.