Федор прокомментировал, не открывая глаз:

— Сеня… Это национальный юмор. Вот мы, например… шутим про сало, а они обижаются.

Он перевернулся на другой бок и принялся привычно теребить в руках болтающееся на цепочке кольцо.

В этот момент на горизонте, где едва-едва теплилась полоска света, что-то громыхнуло, окрасив небо кроваво-красными всполохами, земля под ногами задрожала, а с потолка пещеры им на головы посыпались снулые летучие мыши и обгорелые спички, измазанные с тыльной стороны чем-то липким.

Шмыга рухнул оземь, закрывая голову руками:

— Лягай! Лягай! Вспышка справа!

Сеня, как всегда, не заставил сомневаться в собственной излишней любопытности, вопрошая уже из горизонтального положения:

— А чего это там так красиво жахнуло? Шмыга, в свою очередь, проявил привычную уже осведомленность о здешних порядках:

— Похоже, они еще один энергоблок загубили!

Сеня на все невзгоды в этой жизни реагировал исключительным образом — принимался жрать все, что не прибито к полу и не бьет морду. Для себя он всегда мотивировал это тем, что помирать голодным не к добру. Поэтому и на этот раз он, не теряя присутствия духа, ползком двинулся к своему вещмешку-самобранке и принялся копаться в его содержимом, как бы невзначай, поинтересовавшись мнением Федора:

— Так. Есть будешь?

Тот вяло кивнул головой в ответ, и Сеня протянул ему перевязанный бечевкой брикет, завернутый в вощеную бумагу.

Федор покрутил непонятную фиговину в руках, постучал о камень и, поморщившись, спросил:

— А че это?

Сеня поглядел на него удивленными глазами:

— Во дает, забыл, что ли? Суп-кирпич, мелко нарубленный!

Федор на всякий случай поинтересовался, не сильно надеясь на положительный ответ:

— А кипяток есть?

Впрочем, ответ был заранее предсказуем:

— Кипятка нету. Так что не выеживайся, жуй супец всухомятку.

Федор надорвал бумагу по краю и принялся жевать суп, сильно напоминавший по вкусу и составу соленые опилки.

Сеня тоже без особого воодушевления грыз свой «гранитный камушек», не переставая рассуждать на продовольственную тему:

— Зря мы кроликов похоронили. Подумаешь, родственники! Ничего, Федор Михалыч. На обратном пути другого родственника схарчим.

Федор, чей мозг был занят тщетными попытками наладить процесс пищеварения, не сразу сообразил, о ком речь:

— Кого схарчим? Меня?

Сеня поспешил поправить своего приятеля:

— Да не. Лысого.

Завтрак их был прерван появлением Шмыги, который смотался, по его словам, на разведку (что совершенно не исключало того, что хмырь попросту носился по округе в поисках жратвы) и теперь был совершенно уверен в планах их группы на сегодняшний день. Он прямо-таки пританцовывал от нетерпения у входа в пещеру, подгоняя не слишком-то горевших желанием куда-либо переться приятелей:

— За мной, карапузы, Мордовия уже совсем близко. Но идти придется мимо Чернобыля. Там и живет тетя Соня — от радиации уринотерапия — первейшее средство.

Шмыга еле успел отскочить в сторону, и увесистый булыжник, запущенный Сеней, просвистел мимо. Хмырь оскалился и прошипел:

— А если жирный будет хамить — придется ему купаться вместо обливаний!!!

Конспиративная дача Сарумяна напоминала бассейн пионерского лагеря по осени — грязная вода, в которой крутился разнообразный мусор, да башня, одиноко торчащая из воды, поглотившей все некогда богатое хозяйство сбежавшего диктатора.

Двое развеселых карапузов — Чук и Гек — сидели на обломках бетонного забора, окружавшего надежно укрытую в лесных чащобах резиденцию спецслужб. Кажется, эти двое неплохо помародерствовали в местных подвалах — во всяком случае, наполовину опустошенный ящик коллекционного вина помогал им в поддержании хорошего настроения. Оглашая окрестности дружным гоготанием, карапузы развлекали друг друга бородатыми анекдотами и скабрезными байками. Гек даже попробовал себя в жанре афоризма:

— Приколись, баклан… что мне в голову пришло. Жить — хорошо! — Он сделал многозначительную паузу и продолжил: — А хорошо жить — еще лучше!

Чук передал ему небольшую трубочку, которую они по очереди потягивали, осеняя окрестности ароматом елки, и гоготнул:

— Точна!

Впрочем, все смешное их еще только поджидало. Почти в этот самый момент из лесу появился поисковый отряд Пендальфа, пожаловавший собственно по души карапузов-беглецов, которых уже совсем захватило елово-новогоднее настроение. Они принялись ржать, как делегация олигофренов на концерте Петросяна, хлопать себя по бокам и хвататься за животы.

Когда же эти двое наконец-то смогли просмеяться, первым слово взял Гек, который все еще всхлипывал носом и утирал рукавом крупные слезы, катившиеся по его раскрасневшемуся лицу:

— Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Мы тут без вас крепость взяли!

В этот момент его снова скрутил приступ безудержного смеха, а рассвирепевший Гиви принялся выговаривать трясущимся в истерике карапузам:

— Вы чего делаете? Ви щто, не знаете, что курить табак разрешается с двадцати лет? — Карапузы при этих словах попадали на спины и принялись кататься по земле. Растерявшийся Гиви совсем потерял нить рассуждений и закончил совсем не тем, о чем хотел сказать: — А крепости без нас брать вообще нельзя!