«И множество других моментов, которые не могут быть упомянуты в обществе», – подумал Деймон. – «И весьма внушительное их количество, связано с болью и страданиями. Они эмоциональные пиявки, сосущие чувства смертных, дабы заполнить пустоту собственных душ».

Вампир почувствовал недомогание вновь, когда попытался вообразить… подсчитать… ту боль, которую Елена должна была ощутить, выпрыгнув из его автомобиля. Она, должно быть, ожидала мучительной смерти,… и это было для нее лучше, нежели оставаться с ним.

На сей раз, прежде чем открыть дверь в белую кафельную ванную, он подумал о кухне, современной и с большим количеством льда в морозильной камере.

И опять-таки он не был разочарован. Деймон оказался в типично мужской кухне с хромированной техникой и черно-белым кафелем. А в морозильнике: шесть пакетов со льдом. Он взял три и умостил один вокруг ее плеча, один у локтя и один вокруг ее лодыжки. Затем вернулся в безупречной красоты кухню за стаканом ледяной воды.

Устала. Так устала.

Елене казалось, будто все ее тело нагрузили свинцом.

Каждая часть тела… каждая мысль… состоит из свинца.

Например, было что-то, что как предполагалось, она делала… или не делала сейчас. Но она не могла заставить мысли блуждающие в ее разуме, выйти на поверхность. Было слишком тяжело. Все было слишком тяжело. Она даже не могла открыть глаза.

Раздался скрежет. Кто-то был рядом, на стуле. И прохладная жидкость коснулась ее губ, всего пара капель, но они стимулировали ее держать чашку самостоятельно и пить. Ох, восхитительная вода. На вкус она была лучше, чем все то, что Елена когда-либо пробовала раньше. Ее плечо ужасно болело, но оно того стоило… пить… пить – нет! Стакан убрали прочь. Она слабо попыталась удержать его, но он все же легко вырвался из ее рук.

Тогда она попыталась коснуться своего плеча, но те нежные невидимые руки не позволили ей этого, прежде чем умыли ее белы рученьки теплой водой. После этого они обложили ее компрессами изо льда и как мумию завернули в простыню. Холод немного заморозил боль, хотя существовали более глубокие чувства глубоко внутри.

Слишком сложно было думать об этом. Когда руки убрали ледяной компресс из-за того, что Елена задрожала от холода, она позволила себе вновь погрузиться в пучину сна.

Деймон возился с Еленой и дремал, возился и дремал. В замечательной ванной он нашел расческу и гребень. Они выглядели вполне пригодными. И в одном он был убежден: волосы Елены никогда так не выглядели в ее жизни – или «нежизни». Он попытался мягко причесать ее локоны щеткой и понял, что распутать их гораздо труднее, нежели ему казалось. Когда он усилил давление на расческу, девушка пошевелилась и что-то пробормотала на своем странном языке из сновидения.

И, наконец, причесывание волос пробудило ее. Елена, не открывая глаз, потянулась и забрала у него щетку. А затем, когда наткнулась ею на спутанный клок, нахмурилась, протянула руку и сжала его, пытаясь прочесать другой рукой. Деймон сочувствовал. У него были длинные волосы, время от времени на протяжении веков его существования, и иногда ничто не могло помочь. И пусть его волосы не были столь тонки от природы, сколь локоны Елены, он знал чувство разочарования и то расстройство, когда выдираешь клок собственных волос. Деймон собрался было отнять у нее щетку обратно, как вдруг Елена открыла глаза.

– Что?… – сказала она и заморгала.

Деймон напрягся, готовый в любой момент втолкнуть ее в ментальное затемнение вновь, если потребуется. Однако она даже не попыталась ударить его расческой.

– Что… случилось? – что Елена ясно понимала, так это то, что ей это не нравится. Она была недовольна предыдущим пробуждением, которое дало смутное представление о вещах, происходивших вокруг нее, пока она спала.

Покуда Деймон, готовый то ли к бою, то ли к бегству, наблюдал за выражением ее лица, она начала медленно складывать вместе то, что с ней произошло.

– Деймон? – она подарила ему этот «без лишних церемоний» лазурный взгляд.

И говорил он: я подверглась пыткам или лечению, или же ты только заинтересованный свидетель, наблюдающий боль других за бокалом коньяка?

– С коньяком они готовят, принцесса. Пьют они Арманьяк. И я не пью… ни то ни другое, – сказал Деймон. И испортил эффект фразы торопливо добавив. – Это не угроза. Клянусь тебе, Стефан оставил меня твоим эскортом.

Технически это было правдой, если рассматривать факты: Стефан вопил – «Тебе бы лучше убедиться, что с Еленой ничего не случится, ты, лицемерный ублюдок, иначе я найду способ вернуться и выдеру тебе…» – Остаток фразы утонул в борьбе, однако Деймон уловил суть. А теперь он принял свое назначение всерьез.

– Ничто больше не навредит тебе, если только позволишь мне присматривать за тобой, – добавил он, впадая в область фантастики, поскольку, кто бы ни напугал и ни вытряхнул ее из автомобиля, он, очевидно, был рядом, когда и Деймон был. Однако ничто не доберется до нее в будущем, поклялся он себе. Согласен, он совершил ошибку в последний раз, отныне же никаких нападений на Елену Гилберт не последует,… в противном случае кто-то умрет.

Он не пытался отслеживать ее мысли, тем не менее, когда девушка уставилась в его глаза, на продолжительный момент, они проектировались с полной ясностью – и делились тайной – слова: «Я знала, что была права. Это был кто-то другой все это время». И он знал, что кроме ужасной боли Елена почувствовала огромное удовлетворение.