– У меня повреждено плечо, – она подняла правую руку, пытаясь дотронуться до него, однако Деймон остановил ее.

– Ты вывихнула его, – сказал он. – Некоторое время будет болеть.

– И моя лодыжка… но кто-то… я помню, когда я была в лесу, и взглянула наверх, это был ты. Я не могла дышать, но ты вырвал лианы, опутывающие меня, и поднял меня на руки…, – она посмотрела на Деймона в замешательстве. – Ты спас меня?

Это предложение должно было быть вопросом, однако оно им не являлось. Ее интересовало нечто другое, казавшееся невозможным. И затем она заплакала.

Первые сознательные слезы одиночества ребенка. Эмоции неверной жены уличенной мужем, застигнувшим ее с любовником…

И, возможно, плач юной девушки, которая полагает, что враг спас ее от смерти.

Деймон скрежетал зубами от отчаяния. Мысль о том, что Шиничи должно быть наблюдает все происходящее, чувствует эмоции Елены, смакует каждую из них… это невозможно было вынести. Шиничи возвратит Елене память, Деймон был убежден в этом. Только лишь время и место выберет самые забавные для себя.

– Это моя работа, – с усилием сказал вампир. – Я поклялся это делать.

– Спасибо, – всхлипнула Елена сквозь слезы. – Нет, пожалуйста… не отворачивайся. Я это серьезно. Ооох… есть здесь бумажные салфетки… или что-нибудь сухое? – ее тело снова затряслось в рыданиях.

В совершенной ванной были салфетки. Деймон принес их Елене.

Он отвернулся, когда девушка использовала их, высмаркивая нос вновь и вновь, поскольку продолжала рыдать. Не было здесь никакого очаровывающего и очаровательного духа, не было мрачного и искушенного поборника зла, ни опасной кокетки. Была всего лишь девочка, сломленная болью, едва переводящая дух, точно раненая лань и рыдающая словно ребенок.

И, несомненно, его брат знал бы, что сказать ей. Он – Деймон, понятия не имел что делать – разве только твердо знал, что намеревается убить за это. Шиничи усвоит, как это связываться с Деймоном, когда вовлечена Елена.

– Как себя чувствуешь? – Спросил он грубо. Никто не сможет сказать, что он воспользовался этим… Никто не сможет сказать, что он причинил бы ей боль только бы… только бы использовать ее.

– Ты дал мне свою кровь, – с удивлением произнесла Елена, и поскольку он быстро метнул взгляд на свой закатанный рукав, она добавила. – Нет… это просто чувство, в котором я уверена. Когда я впервые… вернулась на землю после жизни духа. Стефан дал мне свою кровь, и в итоге я почувствовала себя… так. Очень тепло. И немного дискомфортно.

Он повернулся и взглянул на нее: – Дискомфортно?

– Переполнение, здесь, – она прикоснулась к своей шее. – Мы думаем, это симбиозная вещь… для вампиров и людей, живущих вместе.

– Для вампира, Обращающего человека в вампира, ты имеешь в виду, – резко сказал он.

– За исключением того, что я не обратилась, когда все еще была полудухом. Но потом… я снова стала человеком, – она икнула, попыталась выдавить жалостливую улыбку и вновь взяла щетку. – Я попросила бы тебя взглянуть на меня и убедиться, что я не обратилась, но…, – она сделала небольшое беспомощное движение.

Деймон присел и вообразил, каково это – заботиться о ребенке-духе Елене. Идея была весьма соблазнительная.

Он сказал прямо: – Когда ты говорила, дескать, ощущаешь дискомфорт, ты имела в виду, что мне следует взять у тебя немного крови?

Она слегка отвела взгляд, а затем вновь посмотрела на Деймона: – Я сказала, что очень благодарна. Я сказала, что чувствовала себя… переполненной. Я не знаю как еще поблагодарить тебя.

Деймон на протяжении столетий тренировал дисциплину, иначе он швырнул бы сейчас что-нибудь через комнату. Эта ситуация вынуждала смеяться… равно как и плакать. Елена предлагала ему себя в благодарность за спасение и лишение страданий, от коих он должен был ее уберечь, однако ему не удалось.

Но он не являлся героем. Он не был таким как Святой Стефан, дабы отказываться от финального приза, независимо от состояния, в котором она находилась.

Он желал ее.

Мэтт разочаровался в уликах. Насколько он мог понять, что-то заставляло Елену обходить дом Дунстанов и сарай полностью, обходя снова и снова пока она не добралась до расплющенной и порванной кровати тонких ползающих виноградных лоз. Они свисали с пальцев Мэтта, и это напомнило ему ощущение от щупалец на его шее.

И оттуда сюда не было ни малейшего признака человеческого передвижения. Как будто ее засосало своим лучом НЛО.

Носясь туда-сюда, пока не потерял обрывок лианы, Мэтт забрел в глубину Леса и потерялся сам. Если бы он хотел, то мог бы нафантазировать, что вокруг него сосредоточились все виды шумов и звуков. Если бы он хотел он мог бы вообразить, что свет от фонарика больше не был таким ярким, и имел болезненный желтый оттенок…

Все это время, в поисках, парень старался быть настолько тихим, насколько мог. Понимая, что возможно он пытается подкрасться к тому, кто не хочет, чтобы к нему подкрадывались. Но сейчас, где-то внутри него, что-то раздувалось, и его способность остановиться ослабла в секунду.