К реке подошли неожиданно. Впереди идущие издали радостные гортанные крики. Через три сотни шагов кончился ивняк, и Андрей Воронцов тоже выехал на пологий правый берег. Спустился к темной парящей воде - шуги не было. "Слава тебе, Господи! Не дал замерзнуть реке" - перекрестился боярин. Только около берега - местами до двух саженей20– поблескивал жемчужно-жирным светом лед. Небольшие темно-серебристые волны, накатываясь, лизали, чмокали его. Потускневший было жемчужный цвет льда вновь освежался, сильнее блестел, намерзая округлыми кусками.

Встали на привал, разожгли костры.

Боярин велел из числа русских - "перебьют вятчане татар!" - разослать по обе стороны - вверх, вниз - ведомцев.

– Все, на чем можно переправляться, - волочите сюда, - приказал боярин.
– А ты, - обратился к сотенному Ивану Федорову, - поставь вокруг усиленную охрану - лучше татар: они сторожнее.

Сам с тремя воями пошел обходить лагерь. Было так, как нужно: вои варили завтрак, спали, завернувшись в полушубы и кафтаны. Несколько русских на лошадях, зацепив веревками, с пожней21 волокли сено. Татары, выделив табунщиков, пасли своих коней на заснеженном лугу.

Не все лошади у них полудикие, степные - были и выделенные им для службы крупные русские кони, которым трудно из-под снега добывать корм, но боярин не вмешивался: что-что, а с конем татарин лучше разберется, а подохнут - спросит с Мишки-мурзы за государево добро: втридорога с него сдерет. Андрей Воронцов не очень-то разговаривал с простыми русскими, а с татарами тем более (другое дело мурза!): презирал продавших свою веру за кусок земли. Если бы не верная их служба великому князю и не нужда в походе на Сарай в татарах, он бы, пожалуй, не взял их с собой: со своими, кровными, проще - можно по-всякому... и в зубы дать. "Я бы не смог эдак - хоть рай мне дай", - подумал боярин, разглядывая угрюмые, но выразительные, смуглые в большинстве, лица татар. Многие из них кашляли, кутались в свои теплые кафтаны.

Отгорела кирпично-красная полоса зари. Солнце, появившееся из-за дальнего леса, окрасило окоем в золотисто-розовый цвет, но никто из посланных искать лодки не вернулся.

Подмораживало.

Белые, густые облака тумана, клубясь, медленно двигались над водой, а потом как-то резко поднимались вверх, разрывались на клочья верховым ветром, таяли.

Андрей Воронцов спустился к воде и стал вглядываться в противоположный берег, но из-за тумана ничего не мог разглядеть.

Тревога стала закрадываться в сердце. "Эх! Скоровестников бы загодя послать, так простоим тут..." - ругнул себя.

Ветер совсем стих и густой пар стал подниматься стеной; журчала вода, намывая ледяную кромку.

К боярину подошли два сотенных ватамана, мурза. Он недовольно покосился на них и приказал Федорову: "Кликни!"

– Лодку-у-уу!
– прогудел басом над притихшей рекой сотенный.

"Ой да голосище!" - с восхищением глянул на Ивана боярин...

– Розевай тебе, а не ло-о!..
– отозвался приглушенный туманом, по-видимому, не менее сильный голос с противоположного берега.

* * *

...- И-иить!
– затряс кулачищем перед носом рослого, рыжебородого вятского воя десятник сторожевого поста на переправе Иван Заикин.

– Говорил вам - не отвечать!.. Ты, Федот, - указал, успокоившись, десятник на кричавшего, - и ты, Митяй, берите по кобыле и скачите до сотенного Евсея Великого - скажите, што те уж на том берегу - лодку просят... Спросите, што делать: давать, не давать?.. Митяй, борзо вертайся, а ты, Федот, останься: мне охальники не нужны...

* * *

...- Баламуты!
– Иван Федоров обиделся.

– Ай да вятские! Молодцы робяты, - заулыбался боярин Андрей Воронцов, прикрыв ладонью щербатый рот, - появилась надежда переправиться: раз отвечают - пошлют лодки. Глаза блеснули у него: - С такими хоть куда можно - вятские, видать, ушлые мужи.

После этого еще кричали, ждали, но левый берег замолк, лодок не посылал.

Невысокое предзимнее солнце поднялось, загорелось ярким холодным светом, до боли в глазах заискрился снег.

Вновь ожила тревога в душе у боярина: время идет - вот-вот пойдет шуга. "Здесь не дождаться, - наконец решил Андрей Воронцов.
– Надо по берегу пойти до Хлынова".

Подозвал сотенного Ивана Федорова, отвел в палатку, развернул карту Вятской земли (больше похожую на схему).

– Покажи-ко, Иван, как по берегу до Хлынова дойти?

Через откинутый войлочный полог в палатку заглядывало солнце, освещало "пол", сооруженный: снизу - слой сена, сверху - медвежьи шкуры. Иван Федоров наклонился над картой - тонкая струйка пара вырвалась из полуприкрытых губ, спрятавшихся в дремучей белокурой бороде, и, блеснув радугой, растаяла.