— Побудь здесь, малышка, — попросил он. — Я недолго.

Тони погладил ее по голове.

— На, держи, — сказал он, давая Пандоре круглый стаканчик с рыбьим кормом. — Это в дополнение к призу, бесплатно, так сказать, от фирмы.

Пандора улеглась на пыльную траву, не обращая внимания на проходивших мимо людей. Тем более что видела она в основном шагавшие в ту или другую сторону ноги, Вечерело, над палатками и прилавками зажглись тусклые фонари. Голоса разогретых спиртным людей стали громкими и хриплыми. Юноши и девушки либо объединялись в гогочущие по любому поводу компании, либо, напротив, разбивались на романтически настроенные парочки, застывшие то тут, то там в безмолвных и страстных объятиях. Пандора глядела на них и была почему-то уверена, что никогда такой не станет. Она, например, и представить себе не могла, что сможет, даже шутя, замахнуться на кого-нибудь из мальчишек или презрительно поморщить нос в ответ на неуместное замечание. Скорее всего, думала Пандора, из нее выйдет одна из тех несносных бедняжек, кто лишь раз влюбляется и любит всю оставшуюся жизнь. Правда, в тот момент все это было для нее далеким будущим. Мысли маленькой девочки целиком поглощали золотые рыбки, которые так искренне и нежно таращились на нее сквозь стекло банки. Пандора понимала, что с этого момента жизнь рыбок в ее руках.

Она бросила в банку немного корма — несколько муравьиных личинок. Инструкция на боку упаковки корма предлагала давать рыбкам по одной-двум щепоткам. Пандора не знала, сколько составляет «щепотка», но, видимо, в раздаче корма не ошиблась, потому что рыбки с энтузиазмом принялись носиться по банке, подбирая одну за другой все брошенные им личинки.

Мелькание ног рядом с Пандорой ускорилось. Причем, теперь в большинстве случаев мимо девочки проходили мужские башмаки в обязательном сопровождении женских, отбивавших злые пулеметные очереди, каблуков. Это означало, что становилось совсем поздно, и жены начали наведываться к пивной палатке, чтобы забрать наконец оттуда своих подгулявших мужей. В результате стоявший здесь недавно гармоничный ровный гул мужских голосов все больше и больше уступал место вспышкам визгливых семейных перепалок, а иногда и поспешным шагам спотыкающихся, отступавших по дороге к дому побежденных мужчин под натиском воинственно напирающих на них женушек.

Пандора решила, что какой-нибудь из этих ссорящихся парочек недолго будет на нее и наступить. Поэтому она поднялась наконец-таки с травы и тут же заметила мать, решительно приближавшуюся, рассекая встречный поток людей.

— Где отец? — спросила Моника. Жесткой ладонью она провела по лбу Пандоры, откинула назад ее волосы. — Бог ты мой, детка, на кого ты похожа! Подтяни гольфы! Так, а это еще что такое?

— Это папа выиграл для меня двух золотых рыбок, мамочка. Они не будут нам мешать. Я их поставлю в свою комнату.

— Ну ладно, разберемся.

Это «разберемся»всегда путало Пандору. Потому что могло означать как сигнал к мгновенному, так сказать, применению силы со стороны матери, так и начало осуществления ею совершенно иной тактики — открыто замышляемых террористических действий. Моника часто вела «войну на истощение», не торопясь с репрессиями, а устраивая неожиданные атаки, засады, западни, коварно перемежая их с периодами затишья. Когда жертвой таких «боевых» действий матери бывал отец, Пандора чувствовала, что он терпит их и не уходит из дома только из-за любви к своей дочери, из чувства ответственности за ее судьбу.

Появление матери у пивной палатки, понимала Пандора, пока что ей ничем не грозило. Ведь сначала Моника должна будет заняться Фрэнком, вытащит мужа из круга приятелей, как всегда нарочито грубо его унизив при этом, а потом отконвоирует домой к ужину. За ужином, знала Пандора, все опять будут молчать. Все, кроме Моники, которая, конечно, примется занудно бубнить о том, с каким трудом удается ей хранить семейный очаг, поддерживать в нем, так сказать, огонь, заботясь о неблагодарном муже да бездарной, глупой девчонке.

После ужина, размышляла Пандора, если повезет, рыбок можно будет незаметно пронести к себе в спальню, а мать — отвлечь, скажем, оживленным обсуждением состояния кишок мисс Силесии. Вряд ли Моника откажется от удовольствия поговорить о пикантных подробностях чьей-либо болезни. Остаток же вечера можно будет провести в доме мисс Силесии, где Пандора будет, естественно, занята уборкой за кошками, а Моника могла бы свободно разнюхать, что и где лежит в доме соседки, — планировала Пандора.

Все эти размышления придали ей аппетит, и за ужином она с удовольствием съела большой кусок лимонного пирога.

Все лето рыбки провели в банке на столике в ее спальне, там, где Пандора делала уроки. Она очень хорошо помнила эту комнату. Пожалуй, это была самая уютная спальня во всей ее жизни. Постоянные переводы Фрэнка по службе с одной станции на другую вынуждали семью то и дело переезжать, менять квартиры и дома. Но тогда им повезло, они никуда не переезжали, и, к тому же, именно то лето оказалось освещенным неоновыми ярмарочными фонарями счастливого вечера, когда ее молитвы исполнились и ей достались две золотые рыбки.

Фрэнк считал, что рыбка потолще была самкой. Хотя и признавал, что определять рыбий пол совершенно не умеет. Пандора решила все же с ним согласиться и нарекла предполагаемую самку Диной в честь любимой ею и отцом певицы Дины Шор, обладавшей глубоким, сильным голосом. Самца назвали Бингом, как Бинга Кросби, чьи оттопыренные уши и виз вечно испуганного мальчишки Пандоре очень нравились. Когда она смотрела на аквариумного Бинга, поглощающего муравьиные личинки, ей казалось, что она видит настоящего певца, например, в какой-нибудь субботней телепередаче, где он, прежде чем запеть, начинал вдруг «прожевывать» первые звуки песни, как бы ощупывая их языком, проверяя их качество, их готовность вырваться наружу и быть услышанными аудиторией.