– Скажи мне, что его сделал не Суон [4] , – произнес сраженный О’Доннел.

– Племянник или племянница, – предположила Нигли. – Подарок на новоселье.

– Которым он должен был пользоваться, на случай если они приедут в гости.

– А мне нравится.

Сразу за ящиком начиналась бетонная подъездная дорожка, ведущая к двойным воротам в ограде высотой в четыре фута. Параллельно дорожке шла бетонная тропинка, которая заканчивалась у калитки. Ограда была сделана из проволоки в зеленой пластиковой оплетке. На всех четырех столбах красовались крошечные металлические ананасы. Ворота и калитка оказались закрыты. На обоих висела вывеска, купленная в магазине: «Берегитесь, злая собака!» Подъездная дорога вела к пристроенному гаражу на одну машину. Тропинка – к передней двери маленького простого бунгало, оштукатуренного и выкрашенного пропеченной солнцем коричневой краской. Над окнами нависли покрытые ржавчиной металлические карнизы, похожие на брови. Над дверью имелся такой же карниз, только подвешенный выше. В целом дом выглядел серьезным, строгим, солидным и приличным. Мужским.

Тихим и безмолвным.

– Такое ощущение, что в доме пусто, – сказала Нигли. – Как будто там никого нет.

Ричер кивнул. Во дворе перед домом росла только трава, никаких растений, цветов или кустарника. Трава выглядела сухой и чуть-чуть высоковатой, словно старательный хозяин перестал поливать и косить ее недели три назад.

Системы безопасности нигде не было видно.

– Давайте заглянем в дом, – предложил Ричер.

Они вылезли из машины и подошли к калитке. Оказалось, что она не заперта, даже цепочки не было. Они направились к входной двери, Ричер нажал на звонок и стал ждать. Никакого ответа. По периметру дома шла тропинка, выложенная плитами. Они прошли по ней против часовой стрелки и обнаружили сбоку от гаража запертую дверь. У задней стены дома располагалась кухня, тоже запертая. Верхняя часть двери представляла собой стеклянную панель. Сквозь стекло они разглядели маленькую кухоньку, старомодную, не видевшую ремонта лет сорок, но чистую и рационально организованную. Никакого беспорядка или грязной посуды. Вся утварь из пятнистой зеленой эмали. Маленький стол и два стула. Пустые миски для собаки, аккуратно стоящие рядом на полу, покрытом линолеумом.

За кухонной дверью имелась раздвижная дверь с одной ступенькой, ведущей вниз, в патио. Там оказалось пусто. Раздвижная дверь тоже была заперта. За ней Ричер разглядел не до конца задернутые шторы. Спальня, одновременно служащая кабинетом?

Вокруг царила тишина. В доме тоже, если не считать едва различимого гудения, от которого у Ричера зашевелились волосы, а в голове прозвучал сигнал тревоги.

– Кухонная дверь? – спросил О’Доннел.

Ричер кивнул, и О’Доннел достал из кармана кастет, сделанный из керамики, но не имеющий ничего общего с чашками и блюдцами. Он был изготовлен из минерального порошка, весьма сложного по составу, отлит под огромным давлением и спрятан в эпоксидную пленку. Такой кастет был прочнее стали и, несомненно, тверже меди. А процесс отливки позволял придать поверхности самую разную форму и сделать на ней весьма опасные выступы. Получить удар таким оружием от человека с габаритами Дейва О’Доннела было все равно что получить удар шаром для боулинга, усеянным акульими зубами.

О’Доннел взял кастет в руку и сжал кулак. Затем подошел к кухонной двери и внешней стороной кулака постучал по стеклу, довольно аккуратно, словно пытался привлечь внимание хозяина дома, не напугав его. Стекло разбилось, и треугольный осколок влетел на кухню. Природа наградила О’Доннела такой безупречной координацией движений, что костяшки его пальцев замерли в дюйме от острых краев стекла. Он еще два раза постучал, и в результате получилось отверстие, достаточное для того, чтобы засунуть в него руку. Он снял кастет, закатал рукав и повернул ручку двери изнутри.

Дверь открылась.

Никакой сигнализации.

Ричер вошел первым. Сделал два шага и остановился. Внутри дома гудение, которое он слышал чуть раньше, стало громче. А еще он уловил в воздухе запах. И то и другое не вызывало сомнений. Он слышал такие звуки и вдыхал такой запах гораздо чаще, чем ему бы хотелось.

Гудение означало, что в воздухе мечутся тучи обезумевших мух.

А запах – что здесь лежит мертвая плоть, разлагающаяся, гниющая, испускающая вонючие жидкости и газы.

Нигли и О’Доннел вошли вслед за ним и остановились.

– Мы же знали, – сказал О’Доннел, возможно, самому себе. – Это никакая не неожиданность.

– Это всегда неожиданность и потрясение, – возразила Нигли. – Надеюсь, так будет и дальше.

Она прикрыла нос и рот, а Ричер подошел к двери на кухню. На полу в коридоре ничего не было. Но запах стал сильнее, а гудение громче. Тут и там летали отдельные мухи, оторвавшиеся от остальных; большие, синие и блестящие, они жужжали и метались, с тихим шелестом ударяясь о стены. Они роились около полуоткрытой двери.

– Ванная, – сказал Ричер.

Планировка дома почти ничем не отличалась от дома Франца, только этот был просторнее, потому что участки в Санта-Ане больше, чем участки в Санта-Монике. Более дешевая земля, и все остальное больше. По центру дома шел нормальный коридор, и каждая комната была настоящей комнатой, а не уголком открытого пространства. В задней части кухня, в передней гостиная, разделенные солидным стенным шкафом. По другую сторону коридора две спальни, а между ними ванная комната.

Сказать, откуда шел запах, было невозможно. Он заполнил весь дом.

Но мух интересовала ванная.

Воздух был жарким и отвратительным. В доме царила тишина, если не считать безумного метания мух. Они были повсюду – на фарфоре, на плитках пола, на обоях, на деревянном полу.

– Оставайтесь там, – сказал Ричер и прошел вперед по коридору.

Два шага. Три. Остановился перед ванной. Толкнул дверь ногой, и на него набросился рой разозленных мух. Он отвернулся и помахал рукой в воздухе. Затем ногой распахнул дверь пошире. Снова помахал рукой и заглянул внутрь сквозь тучи жужжащих насекомых.