Шрифт:
— Да. Он обручился с дочерью графа Уайтона. Она кроткое создание, выносит бурное веселье Дарби. Вы его знаете?
— Нет. — Это все, что Клифтон смог выговорить.
Во рту у него пересохло, аппетит пропал.
Люси подошла к буфету за пером и бумагой. Взяв чистый лист, она начала переставлять слова и буквы. И наконец написала абзац.
— Откуда вы знаете, что это правильно?
— Я сама придумала шифр, — ответила она. — Хотя Дарби чересчур спешил и ставил числа в неправильной последовательности. От этого и путаница. Впрочем, я понимаю причину. Он пишет, что французы идут за ним по пятам и он опасается, что в Марселе есть предатель. Он хочет, чтобы Ларкен послал кого-нибудь, чтобы остановить того, кто может предать нас.
У Клифтона кровь застыла в жилах.
— Предал нас.
— Предал? Нет, Дарби пишет: «…может предать». Он не уверен в этом.
Клифтон не знал, почему сделал это, почему эти слова вырвались у него.
— Дарби мертв, Люси. Его предали. Так что никаких «может».
Она замерла.
— Не может быть. Видите, это он написал. Я знаю его руку.
— Это не единственное донесение в пакете. — Перебирая бумаги, он вытащил ту, которая проливала свет на историю.
Взяв ее, Люси быстро просматривала строки. Когда она добралась до конца страницы, руки у нее рожали.
— Дарби погиб? — произнесла она шепотом. — Нет, не верю. Вы перевели неправильно. Вы ошиблись. — Она порывисто встала и отпрянула от стола. — Подобное часто случается. Плохие новости оказываются пустыми слухами, а через месяц правда… правда выходит на свет…
Клифтон тоже поднялся. Голос Люси дрожал, и у негo разрывалось сердце.
— Нет! Не Дарби. Никто из них. Не…не… — Она смотрела на него, глаза ее налились слезами. «Не ты!» — казалось, безмолвно кричала она. — Я этого не допущу, — с трудом выговорила она. — Нет.
Закрыв лицо руками, Люси Эллисон оплакивала человека, погибшего за Англию.
Клифтон не сомневался, что не в первый раз она оплакивает ученика ее отца.
И не в последний. Пока не кончится эта проклятая война.
Люси изо всех сил старалась сдержать слезы, но слова Клифтона перевернули весь ее мир.
Если такой хороший агент, как Дарби, погиб, значит, они все в опасности.
Конечно, она это знала. Знала так же твердо, как то, что не надо показывать Расти и Сэмми, где прячешь серебро. Но не слишком об этом задумывалась, когда люди приходили в дом ее отца и уходили. Но о таких, как Дарби, Люси не забывала. Он был очень способным, а также обаятельным.
Или мужчины, подобные Джеку, Темплтону или Ларкену, у которых были собственные причины для службы и чье мастерство, отточенное, похоже, самим дьяволом, привело их в элиту министерства иностранных дел.
Люси помогала отцу обучать их, читала их донесения, следила за их путешествиями по картам в кабинете отца, волновалась, когда месяцами от них не было никаких известий, и выпивала бокал вина, тихо празднуя, когда известие наконец пробивалось в Хэмпстед через длинную вереницу заговоров… и маленьких чудес.
Но Дарби? Только не он! Его родители, его невеста… Он собирался стать поверенным. А теперь все кончено. Он погиб.
«Черт бы побрал этих французов, — хотелось крикнуть Люси. — Будь проклят Бонапарт с его мерзкими амбициями».
Люси ударила кулаками во что-то твердое, в какую-то стену, и в тот же миг поняла, что это грудь Клифтона.
Он привлек ее к себе, в свои надежные объятия. И должно быть, это произошло довольно давно, судя по его сбитому галстуку и мокрой от ее слез сорочке.
И как ни хотелось Люси остаться в теплых объятиях Клифтона, вслушиваться в уверенный ритм его сердца, бьющегося под ее ладонями, она отпрянула, смущенная тем, что не сдержала слез.
Он, должно быть, считает ее глупой курицей.
Но Клифтон не собирался ее отпускать. Он привлек ее спиной к себе, его руки мягко отводили назад своенравные пряди ее волос, легкими нежными движениями стирали с ее щек слезы.
С каждым прикосновением его руки Люси чувствовала, что ее страхи сменяются потребностью, которую она не могла понять, которая вспыхнула в ней с той же отчаянной страстью, с той же жаждой, которая вела ее против французов.
Горячее желание чего-то, что будет всегда, чего никто не сможет уничтожить.
Люси осмелилась взглянуть на мужчину, который держал ее, и тут же утонула в темном омуте его глаз.
Точно зная, чего хочет… что ей необходимо в эту ужасную ночь.
Ей нужно почувствовать нечто иное, чем эта болезненная пустота, казалось, способная ее поглотить.
— Пожалуйста, — шептала она, касаясь его губ пальцем. — Пожалуйста, милорд.
Клифтон, казалось, целую вечность молча смотрел на нее, будто запоминая каждую линию ее лица, каждый нюанс, каждый изгиб.