Шрифт:
Проехав низину, тройки поднялись на бугор, с которого начинался варламовский бор. Дорогу обступили рослые, с пышной кроной деревья. После светлого простора полей стало сумрачно и тихо. Ямщики пустили коней шагом.
— Господа, — послышался голос Дегтярева, — скоро покажется кордон. Не заехать ли нам к леснику?
— Да, пожалуй, я немножко замерзла, — отозвалась Строчинская.
— Халчевский! Вы и ваша дама не замерзли? Есть предложение заехать к леснику.
— Не возражаем.
Просторный дом лесника стоял почти у самой дороги. На лай собак вышел хозяин, бородатый коренастый мужчина. Увидев офицеров, он сорвал с головы шапку.
— Погреться чайком у тебя можно? — спросил Дегтярев.
— Милости прошу, заезжайте, — лесник поспешно открыл ворота.
Расторопная хозяйка живо собрала на стол. Появились соленые грибы, пирог с рыбой, хлеб и миска с пареной калиной. Крапивницкий достал из дорожного саквояжа две бутылки вина, его примеру последовали Халчевский и Дегтярев. В просторной горнице стало шумно. Хозяин принес откуда-то гармонь и передал одному из ямщиков, сидевших на кухне:
— Сыграй господам что-нибудь повеселее.
— Я, кроме «Подгорной», больше ничего не умею. — Ямщик поднял глаза на лесника.
— Дуй «Подгорную».
Сдвинули столы. Ямщик заиграл на гармони.
— Наша, «Подгорная», — встрепенулась Феврония и вышла на середину горницы. Образовался круг. — А ну-ко разведи меха пошире, — властно сказала гармонисту Феврония и, притопывая дробно каблуками, как бы неохотно прошлась по кругу. Остановилась перед лесником, игриво повела плечом. Тот погладил бороду, низко поклонился и шагнул на круг. Взмахнув платком, Феврония, казалось, неслышно поплыла мимо восхищенных зрителей. За ней, грохая сапогами, выделывая коленца, в упоении кружился лесник. Гармонист, перебирая лады, сосредоточенно прислушивался к их переливам. Но вот на какой-то миг Феврония замерла, затем в звуки гармони влилась стройная дробь, и порозовевшее лицо Бессоновой стало одухотворенным.
— Эх-ма! — Встряхивая стриженной под кружок головой, лесник, то и дело приседая, отчаянно замолотил руками по голенищам сапог.
У меня цветы в окошке — Голубой да синенький. Про любовь никто не знает, — Только я да миленький... —пропела с чувством Феврония и, подбоченившись, вновь поплыла, как лебедушка, по кругу.
— Это просто захватывающая пляска, — не спуская восторженных глаз с Февронии, сказала Строчинская рядом стоявшему Крапивницкому. — Так только может плясать женщина с сильной натурой, которая может любить по-настоящему и глубоко ненавидеть. Я обязательно приглашу ее к себе.
Уставший гармонист свел мехи, и пляска кончилась.
— Голубушка, как вы темпераментно пляшете. Позвольте вас поцеловать. — Строчинская припала к щеке Февронии. — Завтра я буду рада видеть вас у себя. Алекс, — повернулась она к Крапивницкому, — надеюсь, вы поможете Февронии Лукьяновне нанести мне визит?
— Конечно, с разрешения Февронии Лукьяновны, — Крапивницкий поклонился в сторону Бессоновой.
Поблагодарив за приглашение, Феврония заметила:
— Не пора ли нам, господа, домой?
Посидев еще немного, гости стали собираться в обратный путь.
— Хотя вы и пели, что про вашу любовь никто не знает, а может быть, не так? — многозначительно заметил Дегтярев, подавая Бессоновой шубку.
— Ну и пускай. Мне какое дело. Из песни слов не выкинешь.
«Золотая рыбка уходит в глубь, — подумал с досадой Дегтярев. — Но ничего, подождем удобного случая...» — успокоил он себя.
ГЛАВА 24
На следующий день за утренним чаем Строчинская заявила мужу:
— У меня сегодня будут гости. Ты не располагаешь временем принять их вместе со мной?
— Кто?
— Из мужчин Крапивницкий, Дегтярев и Халчевский. Дамы — Феврония Лукьяновна Бессонова, между прочим, весьма богатая женщина из Камагана.
Глаша, перетиравшая посуду в буфете, чуть не выронила тарелку из рук и вся превратилась в слух:
— А-а, Бессонова? Помню, помню. Это та дама, которой ты интересовалась на новогоднем балу? Что ж, не возражаю. А еще кто?
— Высоцкая. Я не хотела приглашать, взбалмошная девчонка, — продолжала Строчинская, — но поручик Халчевский — ее жених — иногда бывает тебе нужен.
— Высоцкая, кажется, дочь местного коммерсанта?
— Да.
— Не возражаю.
Закрывая дверцу буфета, Глаша думала: «Что делать? Встречи с бывшей золовкой не миновать. Феврония ненавидит меня за Васю. Может что-то сказать хозяйке, и меня тут же выгонят. Но я должна быть здесь, у Строчинского, выполнять, что мне поручено Иваном Васильевичем и его товарищами. А может, Феврония и не подаст вида, что знает меня. Богатая, гордая». Размышления прервал голос хозяйки: