Воробьева Елена
Шрифт:
Неистово, упорно веря, что унесет их прочь вода…
И только дети с грустью нежной перебирали лепестки…
Их лица были безмятежны… Арина взвыла от тоски.
Она металась по постели, во сне спеша на зов детей —
Кошмары по утру бледнели, стирая контуры теней…
И снова ночь… И снова Ангел, кивнув Арине, как своей,
Среди сребристо-лунной влаги выслушивает стон теней…
Один малыш, оставив игры, к ней подошел не торопясь,
И цветик белой маргаритки вложил в ладонь ее, смеясь…
Он потянулся к ней руками, невнятно что-то лопоча —
Арине показалось : «Мама»… и вспомнила слова врача:
«Мне очень жаль, но слишком часто аборт ломает людям жизнь…
Пускай, сейчас вы безучастны, но… матерью уж вам не быть»…
Во сне она взяла ребенка, прижав его к своей груди —
Он обнимал ее так робко, прося защиты и любви.
Арина оглянулась — духи к рассвету покидали сад,
Она плотнее сжала руки, но встретила печальный взгляд:
«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя —
Душа страданием убита… То некрещеное дитя!
Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес
Покинет он… Но в искупленье поставь ему в изножье крест!»...
Арина проследила взглядом за взмахом серого крыла —
По левому от центра ряду дорожка лунная легла…
Она увидела могилу, надгробье белое в тени,
Склоненные цветы жасмина и клена локоны над ним…
Малыш вздохнул, разжав ручонки… Исчез и призрачный фонтан.
Арина увидала только, как к ней приблизился Иван…
Она проснулась слишком рано, запомнилась лишь боль, тоска —
Мольба в глазах ее Ивана… протянутая к ней рука…
Арина, обхватив колени, сидела в полузабытьи…
В окно июльский ветер веял, и бились первые лучи…
Часам к дести она очнулась, знакомый номер набрала —
И в телефонной трубке гулко отозвались ее слова…
Отец Ивана осторожно, боясь усугубить болезнь,
Пытался, если то возможно, отговорить ее…. Бог весть
Как отзовется ей в дальнейшем ее желанье посетить
Обитель мертвых… К сожаленью, нельзя былое изменить.
Но лучше подождать с полгода, пока оправится совсем —
Над горем верх возьмет природа в надежде светлых перемен…
Она не слушала — просила сказать, где кладбище и как
Ей отыскать его могилу… И есть ли там тенистый парк,
Фонтан из мрамора, где Ангел скорбит над спящими в слезах…
Отец Ивана был подавлен — да… кладбище «На трех ветрах»…
«Арина, милая, послушай — ты выздровеешь и тогда
Поедем… А пока что лучше тебе не приходить туда…
Я отвезу тебя к Ивану, и ты последнее «прощай» ему прошепчешь…
Только рано…. Договорились? Обещай…»
Арина кротко попрощалась, застыла, поглядев в окно…
На полке глянцевым оскалом мелькнуло фото за стеклом…
Иван… Арина застонала, прижала карточку к губам —
В висках набатом застучало, и дрожь передалась рукам.
Скользнуло фото… И осколки разлились брызгами у ног,
Всплакнув лишь на мгновенье звонко… Арину охватил озноб —
Иван смотрел так отрешенно и улыбался свысока,
И взгляд чужой и отдаленный… Но сон! Просящая рука…
По справочной она узнала, что кладбище «На трех ветрах»
Вдали за городом стояло… Двенадцать было на часах.
Арина вышла и к вокзалу приехала лишь через час,
До «Трех ветров» не так уж мало — но вот ворот скрипучий бас…
5. НА ТРЕХ ВЕТРАХ
Старинный парк открылся взору — цветы, аллеи без конца,
Решетки кованых узоров, шпиль усыпальницы-дворца…
Скульптуры мрамора, гранита немыслимых причудных поз,
Лианами плюща увиты, задушены кустами роз…
Она бродила по аллеям, дивясь скорбящей красоте,
Шиповник падал на колени, и ветер шелестел в листве.
Но вот надгробие пред нею — жасмин склонился до земли,
И гроздья клена зеленеют, бросая тень среди могил…
На белом мраморе беспечно смеялся солнечный малыш,
Без страха глядя в бесконечность: «Любимый наш, ты просто спишь…»
Арина снова прочитала на камне вбитые слова
И даты жизни подсчитала — он на земле был года два.