Твоей поможет Ангел Смерти, ведь смерть для жизни не конец —

Рожденья, воскрешенья ветер дает нам любящий Творец…

Вот Василечек наш любимый, бедняжка, Господи прости —

Дитенка так и не крестили, ему закрыты все пути…

А он тебя, как будто выбрал… Не плачь, Арина, подожди…

А свет луны сегодня сильный — еще и тени не легли…»

Они прошли вперед немного — в скрещенье четырех аллей

Возник фонтан, где Ангел строго взирал на призраки людей…

Гранит, а может, черный мрамор, облитый лунным серебром —

Благоговение печали, вокруг же вздохи, плач и стон…

…Вот вздрогнул Ангел, с черных крыльев стряхнул оцепененье сна,

А над челом печальным нимбом сияла полная луна…

Живой слезой блеснули очи, склонилась скорбно голова,

Благословеньем духам ночи слетели с губ молитв слова…

В благоговении минуты Арина замерла, малыш

Взглянул на Ангела… Анюта ушла под затемненья тишь…

Арина, преклонив колени, молилась… Василек смотрел,

Как крестится она в волненье — и рядом на коленки сел…

Пытаясь маленькой ручонкой знаменье сотворить за ней,

Склонял смиренно головенку под блики ласковых лучей…

Старушка горестно вздыхала, и жалость вязкою волной

Ее, как саван, накрывала… Но прерван был молитв покой:

«Живая! Среди нас живая!» — безумный взгляд ожег лицо,

А руки плечи ей сжимали, словно железное кольцо.

Малыш заплакал, а старушка пыталась словом вразумить

Убитую смятеньем душу — но тот твердил: «Мне б только жить!»

Арина уж теряла силы, не видя неба и луны —

Взгляд лишь выхватывал могилы из парка темной глубины…

Она не слышала ни звука, луна мелькала, как опал —

Вдруг сцепленный крепко руки разжались… С ней стоял Иван…

А бедный дух завыл и скрылся, стеная, проклиная миг,

Когда он дней земных лишился, в аллеях дальних замер крик…

Иван поднял с земли Арину, провел ладонью по щеке…

Теперь потерянный, любимый… И сердце замерло в тоске…

«Арина… что сказать… не смею… Но лишь теперь, когда я мертв,

Я наши осознал потери… Прости меня, моя любовь!

Преступна, холодна, надменна была моя любовь к тебе,

Тогда была… И я не верил, что жить смогу в простой семье —

Я лишь с тобой хотел по свету бродить, летать, искать чудес…

Но если б появились дети, то мир бы для меня исчез,

Остались бы лишь распашонки, визг, плач, капризы, детский сад…

Прости, Арина, за ребенка! Я всю бы жизнь вернул назад…

Тебя, его... О, если б можно, как я любил бы вас тогда!

Прости! Как за тебя тревожно — как будешь жить ты без меня…

Я не защитником — убийцей, родной невинной плоти стал,

А ты… Пришла со мной проститься, чтоб я томиться перестал…

Прости! Люблю тебя, родная — в недосягаемой дали

Ты помни! Но не проклиная… Молитвами благослови…»

Арина плакала, прижавшись в последний раз к его груди —

Осколком острой боли счастье воздвигло памятник любви…

Потом в глаза его взглянула, перекрестила, отошла…

За ручку Васю потянула, поцеловала малыша…

Тот снова улыбнулся светло, приник к ней, на руки залез,

Потом перекрестился мелко и взял в свои ручонки крест…

…Глубокий голос, словно ветер пустынь песчаных, зазвучал —

К ним обернулся Ангел Смерти, покинув темный пьедестал…

Оплакивая судьбы мира, он душу обагрил тоской —

Средь лунных сумерек могильных служил он вечности седой.

Теперь же он смотрел печально в глаза Арине… Взгляд скользнул

На побледневшего Ивана и малыша… Раздался гул:

«Она… живая… как же можно… А мы… а нам туда нельзя…»

На мертвых глянул Ангел строже, Арине ласково сказал:

«Тебе сегодня приоткрылось, то, что живым узнать нельзя —

Душа страданием убита… То некрещеное дитя!

Ты можешь дать ему рожденье, печальный сад и темный лес

Покинет он… Но в искупленье, поставь ему в изножье крест!...

Теперь же ты своей рукою дитя в купели окрести —

Соединив одной судьбою свои грядущие пути…»

Под распростертыми крылами в священных водах лунный свет

Своими окропил лучами дитя, что отпускала Смерть…

Арина крестик свой нательный в слезах надела на него,