Сержант пожал плечами:

– Дело ваше, сэр, но я бы не рекомендовал. Чертовски грубое пойло, да, сэр. Пара ребят уже подохла с него. – Он оглядел Шарпа снизу доверху, отметив кровь на мундире. – Были в бреши, да, сэр?

– Точно.

Сержант кивнул и отстегнул фляжку, болтавшуюся у него на шее:

– Вот сэр. Бренди. Забрал у пленного. Спасибо 83-му.

Шарп взял фляжку, поблагодарив, и сержант долго смотрел ему вслед. Затем он глубоко вздохнул и спросил:

– Знаешь, кто это был, парень?

– Никак нет, сержант.

– Шарп, вот кто. Повезло мне оказаться рядом.

– Повезло, сержант?

– Конечно, парень. Иначе ты мог бы подстрелить чертова героя. – Сержант покачал головой. – Так-так, значит, он любит выпить? Ну-ну.

Шарп проходил довольно близко к одному из горящих зданий, где жар совсем растопил снег, превратив его в мелкие капли влаги на булыжной мостовой. На пути ему попался сломанный стол, и он уселся на угол, наблюдая за пленными, застывшими в снегу, и испытывая дикое желание напиться. Он знал, что не должен. Как только первый глоток крепкого бренди потек в горло, он понял, что слишком уж распустил сопли. Нужно найти роту, почистить палаш, задуматься о завтрашнем дне – но как же хочется отложить все это на потом! От горящего дома тянуло теплом, первым теплом, которое он почувствовал за многие дни, и ему хотелось побыть в этом тепле одному, хотя бы недолго. Чертов Лоуфорд, поперся же в эту брешь без повода!

Простучали копыта, и на площадь въехала группа всадников. На них были длинные темные плащи и широкополые шляпы, Шарп разглядел контуры мушкетов и шпаг. Партизаны. Он почувствовал непонятную, неправильную злость. Герильерос были испанцами, мужчинами и женщинами, сражавшимися в герилье, «маленькой войне», им удавалось то, чего не могла испанская армия, они тысячами убивали наполеоновских солдат, с которыми теперь не придется встречаться британским войскам, но почему-то присутствие этих всадников на площади Сьюдад-Родриго раздражало Шарпа. Эти партизаны не пробивались сквозь брешь, не лезли в лобовую на пушки, но вот они, слетелись, как стервятники к останкам человека, которого не убивали. Всадники остановились. Они глядели на пленных с затаенной угрозой.

Шарп отвернулся. Он снова глотнул из фляги и попытался разглядеть что-нибудь в самом пекле, внутри превратившегося в огромную печь дома. Он думал о Бадахосе, ждущем на юге, неприступном Бадахосе. Может, рябой клерк из Уайтхолла напишет гарнизону письмо, сообщив, что их присутствие в крепости «неправильно»? Шарпа почему-то развеселила эта мысль. Чертов клерк.

Крик, раздавшийся откуда-то сзади, заставил его обернуться. Один всадник отделился от группы и пустил своего коня шагом вдоль передней шеренги пленных. Французы занервничали, опасаясь мести испанцев, и британские часовые попытались отогнать лошадь, но добились только того, что всадник перешел на рысь, затем на легкий галоп, и из-под копыт, засыпая брусчатку, полетел снег. Всадник повернулся в сторону Шарпа, резко сжал колени и направил коня к одинокой фигуре стрелка, ярко освещенной пламенем.

Шарп наблюдал за приближающимся человеком. Если тот хочет выпивки, пусть ищет свою. Копыта высекали искры из булыжной мостовой, и Шарп поймал себя на мысли, что желает зверюге поскользнуться и сбросить седока. Может, человек это и был отличным наездником, но это же не дает ему право нарушать уединение человека, тихо вкушающего заслуженную выпивку! Он отвернулся, игнорируя спешившегося испанца.

– Ты что, забыл меня? – Шарп услышал звук этого голоса, и выпивка была забыта. Он резко повернулся, вскочил, а всадник, сняв широкополую шляпу, тряхнул головой, и длинные темные волосы упали по сторонам лица, придавая ему сходство с ястребом.

Худая, жестокая и очень, очень красивая. Она улыбнулась:

– Я приехала, чтобы найти тебя.

– Тереза? – Ветер срывал снег с крыши, вихрем закручивая его над летящими вверх искрами от горящего дома. – Тереза? – он бросился к ней, она – к нему, и он обнял ее, как обнимал первый раз, два года назад, закрывая от пик французских уланов. – Тереза? Это ты?

Она взглянула на него с ехидной улыбкой:

– Точно, ты забыл меня.

– Боже небесный! Где ты была? – он рассмеялся, забыв про одолевавшую печаль, и коснулся ее лица, как будто хотел удостовериться, что это она. – Тереза?

Она тоже засмеялась, проведя пальцем по шраму на его щеке:

– Я думала, ты мог меня забыть.

– Забыть тебя? Нет, – он покачал головой, внезапно потеряв дар речи, хотя так много хотел сказать. Он надеялся найти ее год назад, когда армия двигалась к Фуэнтес-де-Оноро, всего в нескольких милях от Сьюдад-Родриго. Это была родная земля Терезы. Он думал, что она могла его искать, но за год от нее не дошло ни весточки, а потом он уехал в Англию и встретил там Джейн Гиббонс. Шарп заставил себя не думать об этом, взглянул на Терезу и поразился, как он мог забыть это лицо, эту жажду жизни, эту внутреннюю силу.

Она улыбнулась и кивнула на винтовку, висевшую на ее плече:

– Твое оружие все еще у меня.

– Скольких ты из него убила?

– Девятнадцать. Не так много, – она поморщилась: ее ненависть к французам была чистой и страшной. Повернувшись в его руках, она взглянула на пленных и спросила: - А скольких ты убил сегодня?

Шарп подумал о сегодняшней битве в этом аспекте и пожал плечами:

– Не знаю. Двух, может быть, или трех.

Она снова взглянула на него и кивнула: