Протянув руку, Надя схватила со стола мобильник.

– А вот мы ему сейчас сами позвоним!

– Нет! Если он не ответит…

Но Надя уже отыскала в контактах Сергея и нажала вызов.

«Абонент вне зоны действия сети», – сообщил вежливый женский голос, и Ольга взвыла от безысходности и растворившейся последней надежды.

– Да живой он, живой! – запричитала Надежда, обнимая ее и ложась рядом с ней на ковер. – Сердцем чувствую, что живой!

– Знаю, что живой, только самолет-то разбился, – рыдала Ольга.

– Может, телевизор включить?

– Нет! Там… список жертв…

– Вот и увидим, что Сережи среди них нет.

– Нет! Нет… пожалуйста, не надо…

А когда ковер в гостиной уже промок от их слез, Ольгин мобильный вдруг зазвонил.

– Это Сережа! – завопила Надежда, взглянув на дисплей.

Ольга отшатнулась от протянутой трубки. Сейчас суровый голос какого-нибудь эмчеэсовца сообщит, что…

– Оль, ты чего, телефон бы тоже разбился! – прочитала ее мысли Надежда и не смогла больше терпеть Ольгину нерешительность, сама ответила: – Слушаю! Нет, это не Оля, это Надя. А она тут рядом… плачет… Сереж, ну какой ты молодец, что опоздал! Гений просто! Оль, ты не представляешь, у него тоже телефон сел, он звонил с мобильника своего зама! И домой тоже звонил!

Убедившись, что это не эмчеэсовец, Ольга выхватила у Нади телефон.

Что ей говорил Барышев, она не слышала, да это было и неважно. Главное – он бы не мог говорить, если бы был в том самолете…

– Оль! А я с ним на «ты»! – потрясла ее за руку Надя.

– С кем?

– Да с Серегой!

Они захохотали, обнялись и, не удержавшись в неустойчивой позе, повалились на пол, где еще пять минут назад рыдали от горя.

– Надь, я сразу поняла, ну не мог Сережа разбиться! – Ольга плакала и смеялась одновременно. – Понимаешь, с ним этот был… ну, самый-самый первый зам. А такие не разбиваются.

Надя озабоченно посмотрела на Ольгу, словно решая, влить в нее еще одну порцию успокоительного или не стоит.

– Понимаешь, у зама этого на мизинце кольцо с бриллиантом, а такие не разбиваются, ну, с кольцами-то!

– Это да, – согласилась Надежда. – Научный факт…

Володя притормозил недалеко от здания аэропорта.

– Все, дальше нельзя, Ольга Михайловна.

Она выскользнула из машины и побежала… Надя еле успела догнать ее.

– Да не беги ты как сумасшедшая! Мало я тебя валерьянкой поила! Надо было снотворное дать!

Самолет прибыл вовремя.

Другой рейс, другой борт, хоть и тот же маршрут: Нижний Новгород – Москва.

– Сережа!

Она кинулась к нему раньше, чем увидела, – по напряжению в воздухе поняла: он рядом.

Барышев сграбастал ее и зацеловал – родной, огромный, живой.

– Ну, все, все! Успокойся! Все хорошо. – Он гладил ее по голове широкой ладонью, и его рука немного дрожала. – Все хорошо.

– Сережа, Сережа, Сережа. – Ольга вцепилась в лацканы его пиджака и снова смеялась, и плакала, и трясла его, Барышева, чтобы убедиться, что это он, что он прилетел, и сграбастал ее, и гладит по голове, и держит ее лицо, и целует губы, глаза, нос, уши, волосы…

Надя не смогла на это смотреть. Всхлипнула, отвернулась и украдкой вытерла слезы ярко-красным шарфом-палантином. Подошел Песков, протянул ей клетчатый свежий платок. Надежда и этим платком утерлась – слез на все хватило.

– Спасибо.

Песков с улыбкой смотрел на нее, будто ждал чего-то большего, чем «спасибо».

– Прям чуть с ума не сошли, – сказала Надя, когда Ольга и Барышев перестали щупать друг друга и целоваться. – Не знаю, как ночь пережили… Поначалу вообще!.. Вспомнить страшно! Да и после, уж как Сергей Леонидыч позвонил… Я ей говорю, ну живой же, живой! А она все колотится!

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Песков, и Ольга сразу простила ему все – и кольцо это дурацкое, и фальшь в глазах, и даже ночной кошмар.

Пиджак у Сергея был мокрый от Ольгиных слез, и рубашка мокрая, даже галстук мокрый и, наверное, соленый. Сергей не выпускал ее из объятий, а она очень боялась от него оторваться – вдруг проснется? Вдруг окажется на мокром от слез ковре в гостиной и нужно, нужно будет включить телевизор и посмотреть списки погибших. Другими словами, узнать «подробности катастрофы»…

– Ты не представляешь, Сережа, не представляешь, – жарко шептала она ему в подмышку. – Я думала, у меня сердце разорвется… В глазах почернело, ног не чувствую… А в голове только одно: «Ну вот и все! Ну вот и все!»

– Оль, ну хватит реветь, – подергала ее за рукав Надежда. – Вроде все живы-здоровы, чего голосить-то? Ну хоть вы ей скажите, – обратилась она к Пескову. – А то я прям смотреть на это не могу.

– Ольга Михайловна… – Голос у первого зама стал бархатный.

Барышев, взяв жену за плечи, осторожно оторвал ее от своей подмышки, поцеловал в нос.