Шрифт:
Пару секунд она не могла вспомнить, где видела этого высокого светловолосого мужика, потом ее осенило – это же Игорь Песков, который спас Барышева. Песков разговаривал с каким-то опустившимся типом, а потом швырнул ему деньги. Тип пополз по земле, собирая купюры, а Наде вдруг показалось важным поздороваться с Игорем, а может быть, даже сказать ему, что она начинает новую жизнь.
Не выпуская Пескова из виду, она ступила на проезжую часть, сделала два шага и…
Надя словно со стороны увидела, как ее бросило в лобовое стекло милицейской машины, а потом отшвырнуло на асфальт, и под головой расплылось красное пятно.
Она не ощутила удара, подумала только: «Димка… Ведь с голоду же без меня помрет…»
Потом она увидела маму, которой не было в живых уже много лет, и мама проворчала недовольно: «Ну, и чего приперлась? Прям спасу от тебя нет…»
– Работу лучше выполнить не в Москве. Меньше шума, – объяснял Игорь Кошелеву. – И чтобы меня рядом не было. В самое ближайшее время такая возможность представится. Отмашку дам тебе по телефону. И самое главное. На время работы воздержись от наркоты. Сможешь? Это непременное условие.
Он передавал Женьке фотографию Барышева, когда сзади, на дороге, что-то произошло. Послышался визг тормозов, крики прохожих. Песков оглянулся – какая-то баба лежала под колесами милицейского «уазика».
– Все, созвонимся, – сказал Игорь Кошелеву и поспешно ушел подальше от милицейской машины. Ему сейчас светиться нельзя…
Только бы этот урод не промахнулся.
Умирать было не страшно, страшно оказалось возвращаться в реальность. Там, за гранью, было легко, а здесь – очень больно. Боль физическая усугублялась душевной – Надя не помнила, кто она, что с ней случилось и почему она лежит среди белых стен, окутанная проводами…
Вспоминать было мучительно, неприятно, поэтому Надя не сопротивлялась, когда сознание уходило, и она вновь оказывалась на грани того мира и этого…
– Жить будет, – сказал однажды чей-то голос, и от нее отсоединили провода.
«А зачем?» – подумала Надя, но шанс умереть был безвозвратно утерян.
– Молодцом, молодцом! – похлопал ее кто-то поверх простыни.
Грозовский места себе не находил. То, что Надя пропала, – было дико, невообразимо, уму непостижимо. То, что вместе с ней исчезли двадцать тысяч евро, тоже было дико, но к Наде иметь отношения не могло.
Тем не менее в типографию она не приезжала, дома не появлялась, у Ольги тоже. Телефон, разумеется, не отвечал. А когда он у нее вообще отвечал?
Можно было предположить, что она уехала налаживать отношения с деревенскими родственниками, но не могла же она уехать, не прихватив ничего из личных вещей.
Грозовский сделал все, что полагается делать в этом случае, – обзвонил больницы, отделения милиции и… морги.
– Кудряшова! – орал он в трубку, выходя из себя от тупости всех дежурных. – К! Первая буква Константин. Да… Надежда… Нет? Вы хорошо посмотрели?
Они хорошо посмотрели, проверили, уточнили. Кудряшовой, слава богу, ни в списках погибших, ни в сводках не было…
Оставалось только ждать и надеяться. Ждать, что Надя вернется, надеяться, что она просто решила наказать его за неуважение к родственникам, за танец с Наташкой, за хамство, за грубость и еще за что-нибудь…
Вот только пропавшие деньги никак в эту схему наказания не вписывались, не клеились с Надькой, и скорее он поверил бы, что она без вещей вернулась за копейки работать на швейную фабрику, чем в то, что она, прихватив двадцать тысяч евро, сбежала.
А ему про эти несчастные гроши постоянно напоминали в агентстве, работнички ему печень выели своими намеками.
Вчера он случайно услышал разговор бухгалтерши и Дарьи.
– Я просто не знаю, что делать, просто не знаю! – верещала бухгалтерша так, чтобы ее слышало как можно больше народу. – Сумма-то немалая… Я Грозовскому заикнулась, а он как-то странно среагировал.
– И как? – спросила Дарья, курившая в коридоре.
– Кричать стал… так кричал, просто ужас!
– Ну и что тут странного? – лениво ответила Дарья. – Обычная форма выражения эмоций, принятая в нашем департаменте.
– Просто с ума сойти! – кипела от возмущения бухгалтерша. – Сумма-то какая! Я просто не знаю, что делать!
– Ладно тебе… Может, и деньги еще найдутся, и Кудряшова…
Дарья зашла к нему в кабинет, разложила эскизы.
– Ты это, в принципе, уже видел, я только слегка скорректировала. А вот здесь – все заново. Это постеры для «Стройкома».
– Как тебе с ними? – спросил Дима, хотя плевать ему сейчас было и на «Стройком», и на постеры, и на Дарью.
– Нормально.