— Честно говоря, это маменька настаивала. Его бы я как-нибудь да отговорил. А тут думаю: «Ладно, валяйте! Авось на складе места хватит! Лучше посмотрю, как Рольф со всем этим справится!» — заявил Пит Вандам.

Но Рольф был некоторое время способен только свистеть. Наконец он сказал:

— Выход всегда найдётся. По-моему, голова у него на плечах правильно привинчена. Так что поглядим.

Выход нашёлся без труда: Рольф, Пит и Ван Кортленд тайком встретились на складе и отобрали необходимое. Маленькая палатка, одеяла, сменная одежда, ружья, пули, порох, кое-какие деликатесы с расчётом на три месяца, лекарства, ещё некоторые мелочи — груз для одного каноэ внушительный, но пустяки в сравнении с горой того, чего они не взяли.

— Объясните вашей матушке, мистер Ван Кортленд, — сказал Рольф, — что это мы берём пока, чтобы ехать налегке, а за остальным будем присылать по мере надобности.

— Ловко! — ухмыльнулся Большой Пит. — Я-то всё гадал, как он выкрутится!

Провожать их явились губернатор с супругой, а потому на пристани собралась порядочная толпа зевак. Заботливая мать только теперь обнаружила, как непрочно, как опасно каноэ. Она умоляла сына не ходить никуда без провожатых, а грудь обязательно растирать целебной мазью, которую она собственноручно приготовила по знаменитому, хотя и тайному рецепту. Если же он схватит насморк, пусть немедленно возвращается домой, и пусть они непременно дождутся остального багажа на первой же стоянке. И (это было добавлено шёпотом) пусть держится подальше от этого страшного индейца с ножом и не забывает всем объяснять, кто он такой. Кроме того, пусть обещает почаще писать и не забывает принимать каломель по понедельникам, средам и пятницам, перемежая её перуанской корой по вторникам, четвергам и субботам, а по воскресеньям — ипепекуану. Это по нечётным неделям месяца, а в чётные по вторникам, пятницам и воскресеньям принимать надо ревень и пить настой валерианы, кроме, конечно, полнолуния. В полнолуние же валериану следует заменять бергамотом, а ипепекуану — оподельдоком, неделю настаивавшимся на железном гвозде.

Наконец Генри заключили в объятия, Рольфу подали руку, Куонебу кивнули, Скукума же благоразумно оставили без всякого знака внимания, и изящное каноэ отошло от пристани. Под громовое «ура», последние напутствия и слова прощания оно заскользило вверх по Гудзону на север.

А на пристани мать прижимала платок к глазам: её любимый мальчик покинул родной дом, друзей и цивилизованный, просвещённый город Олбени и плывёт теперь в неведомые дали, за тридевять земель, в дикий, недоступный край чуть ли не на берегу озера Шамплейн.

Ван Кортленд, ростом в шесть футов два дюйма, с пропорционально широкими плечами, «подавал надежды», как много времени спустя выразился Рольф, «да только докопаться до этих надежд было непросто».

После окончания университета он за два года, отданных адвокатской деятельности и светским развлечениям, занял видное положение в местном обществе, но хилел с каждым днём. Однако он не страдал ни скудоумием, ни трусостью, что доказывалось его решением поискать здоровья в лесах.

О том, сколько всего надо знать, чтобы работать на ферме, жить в лесах, плавать в каноэ, охотиться или просто устраиваться на ночлег вдали от цивилизованных мест, Рольф задумался только теперь, когда судьба свела его с человеком, который ни о чём этом ни малейшего представления не имел. И только теперь, на примере их спутника, Рольф понял, сколько существует способов браться за любое дело неверно.

Самый простой экзамен в подобных случаях — это умение разжечь костёр. Есть десяток правильных способов и сотни неправильных. Тридцать дней подряд тридцать раз разжечь костёр с одной спички (или с одной высеченной огнивом искры) может только опытный житель лесов, поскольку такая сноровка опирается на многолетний опыт.

Когда на первом коротеньком волоке Рольф с Куонебом вернулись к каноэ за следующим грузом, оказалось, что Ван Кортленд тем временем собрал для костра груду толстых веток, по большей части зелёных и сырых. Кремнём и огнивом он пользоваться умел, так как и в самых аристократических домах той эпохи огонь добывался именно так. С помощью огнива он зажигал себе свечу ещё с детства. Кончив укладывать поплотнее пропитанные водой дрова, он ударил сталью о кремень, поймал искру на трут, который всегда носили с огнивом, подул на него и сунул вспыхнувший пламенем трут между двумя мокрыми сучьями в благодушной уверенности, что дрова займутся все разом, — и никак не мог понять, почему крохотный огонёк немедленно гаснет, сколько он ни повторял эту нехитрую операцию.

Когда появились его спутники, Ван Кортленд сказал растерянно:

— Дерево тут какое-то негорючее!

Куонеб отвернулся с безмолвным презрением, а Рольф чуть было не захохотал, но ему помешала мысль: «Наверное, у них в Олбени я выглядел таким же круглым дураком».

— Видите ли, — объяснил он спокойно, — зелёные ветки и мокрый валежник гореть не будут. Нужна береста. А вот подходящий сосновый корень.

Топором он отколол от корня несколько толстых щепок, а потом ножом обстругал их так, что с одного конца они закудрявились стружками. Одну, настолько смолистую, что она не поддавалась ножу, он расплющил обухом топора и разделил на тоненькие лучинки. Затем надрал бересты — и всё было готово. Выбитая искра подожгла трут, вздутый огонёк поджёг бересту, и через несколько секунд, шипя и брызгая синим пламенем, занялась сосновая щепа. Куонеб тем временем срубил молодой тополёк, не проявив никакого интереса к куче, нагромождённой Ван Кортлендом, обложил зелёными чурками костёр Рольфа так, что получилось подобие очага, и через несколько минут обед был разогрет.

В сообразительности Ван Кортленду отказать было нельзя: просто он ничего ни о чём здесь не знал. Когда он начал учиться разжигать костры, то вскоре набил руку в этом важнейшем искусстве лесных жителей. Задолго до того, как они добрались до хижины, все сложенные им костры разгорались сразу.

Когда же несколько недель спустя он научился в случае необходимости добывать огонь трением, восторгу его не было границ.

Решив принимать деятельное участие во всём, он взял весло и грёб до конца дня — сначала бодро, потом устало, потом стиснув зубы. Под вечер они приблизились к первому длинному волоку, примерно в четверть мили. Рольф взял стофунтовый тюк, Куонеб — вдвое легче, а Кортленд еле успевал за ними с вёслами и аптечкой. Вечером он растянулся на своём широком матрасе и от усталости сразу уснул.