Той ночью Джоан и я остались в «Юниверсити армс», гостинице в Кембридже. На следующее утро мы первым делом отправились на поезде в отель в Майнхеде, в Сомерсете, где провели три недели нашего медового месяца. Мы полюбили Майнхед, казавшийся далеким от войны, хотя ежедневные новости не были ободряющими. Мощные немецкие ночные налеты бомбардировщиков продолжались с неустанной яростью. Однажды утром, когда мы бездельничали в кровати, мне принесли телеграмму. Это был приказ немедленно вернуться в Веллингор, поскольку эскадрилья перебазировалась в Уэст-Маллинг, [71] около Мейдстона, чтобы прикрыть подходы к Лондону. Чарльз Уиддоус принес извинения за то, что отозвал меня, но на юг должны были отправиться все экипажи. Я вскоре позабыл свое разочарование, так как знал, что мы должны оказаться в самой гуще событий. Я сомневаюсь относительно того, смогла ли Джоан понять мои мысли, но был еще очень молод, и Королевские ВВС были моей первой любовью.

1 мая мы в последний раз взлетели из Веллингора, места многих счастливых и некоторых ужасных воспоминаний. Пат Митчелл вел звено «В», в котором я возглавлял секцию из трех самолетов. Большинство наших механиков уже прибыли на место и ожидали нас, чтобы показать наши стоянки вокруг аэродрома. Прочный большой особняк недалеко от Уэст-Маллинга был отдан под нашу столовую, и после тоскливой однообразности Линкольншира мы наслаждались восхитительными поездками взад и вперед от столовой до аэродрома между живыми изгородями и садами Кента. Спустя пару дней после прибытия мы начали ночные патрульные полеты, управляемые новыми радарами «GCI», размещенными на побережье Кента. Теперь мы знали, что должны участвовать в боях, поскольку враг появлялся над Лондоном каждую ночь.

Вскоре после того как мы обосновались в Уэст-Маллинге, Чарльза Уиддоуса в качестве командира эскадрильи сменил уинг-коммендэр Колбек-Велч. Но мы не расстались с Чарльзом, который заслужил уважение каждого в эскадрильи. Как командир авиастанции он возглавил Уэст-Маллинг. Колбек-Велч, подобно его предшественникам, должен был быть в самой гуще, но большую часть времени, проведенного с нами, он страдал из-за плохого здоровья.

В мае люфтваффе продолжили массированные ночные налеты на Англию. Пока они несли относительно легкие потери, по сравнению с ужасным ущербом, причиняемым ими гражданскому населению. Зрелище наших городов, горящих подо мной, вызывало у меня неистовый гнев, когда я вместе с другими экипажами летел в ночном небе, пытаясь остановить бессмысленное убийство беспомощных людей. Это беспричинное разрушение должно было навлечь на головы немцев ужасную месть, высшей точкой которой стало полное уничтожение Гамбурга в 1943 г. [72] Я никогда не мог понять, почему немцы думали, что эти убийственные рейды бомбардировщиков помогут им. Разрушения лишь укрепляли дух британцев в борьбе против них. Я мог понять индивидуальный поединок в воздухе. Действительно, было что-то романтичное и прекрасное в бою истребителя против истребителя. Но бомбардировщик был отвратительной, смертоносной целью, которую следовало уничтожать без пощады. Сострадание, которое я несколькими месяцами раньше ощутил к мертвому экипажу «Юнкерса-88», сбитому Уиддоусом над Восточной Англией, теперь утонуло в ненависти к врагу, уничтожавшему нашу прекрасную страну с памятниками ее славного прошлого.

Шанс моей личной мести представился ночью 8 мая. Сразу после наступления темноты в нашем лагере и в соседних деревнях завыли сирены. Самолеты эскадрильи взлетели один за другим. Со мной снова был Росс. Он придавал мне уверенность своим спокойным поведением в воздухе. Оператор «GCI» направил нас юго-западным курсом на высоту 4600 м. Ночь была темная с клоками облаков между 3000 и 3700 м, недостаточных для того, чтобы враг скрывался в них долгое время. Набирая высоту, мы могли видеть вспышки и пожары от первых бомб, падающих на Лондон. Другие ночные истребительные эскадрильи из Тангмера и Миддл-Уоллопа [73] уже были полностью вовлечены в потасовку. Когда мы достигли назначенной высоты, оператор сообщил нам, где находились вражеские самолеты, и мы стали приближаться. Я сказал Россу:

– Когда вы установите контакт, выводите меня так, чтобы он был немного выше меня и прямо впереди.

– О'кей, босс.

Это была наша стандартная тактика. Теперь я мог наблюдать массированный зенитный огонь над Лондоном и сильные пожары в южных предместьях. Оператор «GCI» вызвал меня:

– Крипер-42 (это был мой радиопозывной в то время). Бандит точно впереди, 10 км, немного выше. Через мгновение вы должны установить контакт.

Я молился, чтобы радар Росса не подвел. Если бы это случилось, то было мало надежды на то, что мы сможем обнаружить врага визуально.

– Как дела, Росс?

– Есть контакт! – ответил он.

Я вызвал оператора «GCI» и сообщил, что мы установили контакт, и он пожелал нам удачи. Росс молча отключил прием радиосообщений с наземных станций наведения, чтобы можно было сконцентрироваться на предоставлении мне непрерывной информации относительно того, что он видел на электронно-лучевых трубках своего радара. Постепенно он подводил меня ближе к врагу. Когда мы были приблизительно на дистанции 1800 м, он неожиданно сказал:

– Босс, я вижу две отметки, обе на той же самой высоте и дальности. Один прямо впереди, другой – 10 градусов право.

– О'кей, давайте сначала к тому, что прямо впереди.

– Хорошо. Дистанция теперь 1350 м, 15 градусов выше, точно впереди.

Он продолжал наводить меня. По изменению тона его голоса и по тому, как он говорил, медленно или быстро, я мог предугадывать интенсивность поворота, надо ли добавить или убрать газ. Это была по-настоящему слаженная работа, абсолютно необходимая для ночного боя. За несколько месяцев, что Росс и я работали вместе, мы открыли секрет – полная координация действий и безоговорочное доверие друг к другу. Теперь мы подошли очень близко к противнику. Я убрал газ, уменьшая скорость сближения до минимума, чтобы не пролететь мимо цели. Я не видел ничего, пока мы не окажемся на дальности приблизительно в 180 м. На этой дистанции я должен был увидеть самолет, идентифицировать его – свой или вражеский, определить тип и, наконец, поймать его в прицел и сбить.

Наши скорости были синхронизированы приблизительно на 260 км/ч. Постепенно я прибавлял газу. Росс продолжал сообщать мне жизненно важную информацию:

– Он сейчас лишь в 180 м. Другой – в 30 градусах с правого борта, около 230 м. Оба слегка выше нас. Вы можете что-нибудь увидеть?

Мои глаза до боли всматривались в пространство. И вот я обнаружил обоих. Я мог рассмотреть впереди мерцающие вспышки из выхлопных патрубков двухмоторного самолета, а уголком глаза мельком заметил с правого борта выше себя темный объект, который, перемещаясь, закрывал звезды.