– Ваши отметки слились. Будьте очень внимательны.

Теперь мы были очень близко. Его слова подразумевали, что дистанция между нами составляла от нескольких километров до нескольких метров. Внезапно я заметил отблеск от того, что казалось двумя звездами немного выше меня. Я увидел, что они перемещаются. Это не звезды, это было свечение из выхлопных патрубков двухмоторного самолета.

Я крикнул Вильсону:

– Вы можете разглядеть самолет выше нас?

Он ответил:

– Я вижу выхлопы.

Я плавно направил «бленхейм» вверх и добавил газу, чтобы сократить расстояние между нами. Я не мог определить, что это за самолет. Затем я влетел в облако. «Черт побери, сейчас мы его потеряем». Но мгновение спустя мы снова были в чистом небе, и он находился достаточно близко от меня, чтобы разглядеть его силуэт. Один киль и хвостовой стабилизатор. Должно быть, «хейнкель» или «Юнкерс-88». Но я все еще не был уверен. Мы прошли сквозь еще одно облако – облачность явно усиливалась. Мне было необходимо быстро что-то предпринять, или я его потеряю. Я вызвал центр управления и сообщил, что нахожусь позади самолета, но не могу определить, кому он принадлежит. Офицер наведения сектора ПВО подтвердил, что это враг. Мы были единственным дружественным истребителем в этом районе.

Я должен был немедленно обстрелять его, пока не потерял в облаках. Я знал, что нахожусь вне эффективной дальности огня в 800 м, но надеялся на удачное попадание. Я прицелился между огнями выхлопов. Длинная очередь, и я увидел то, что казалось искрами, высекаемыми из противника. Это должны были быть попадания. Проклятье, он снова направился в облако. Я последовал за ним, но на сей раз облако оказалось большим. Я по приборам держал курс и высоту, отчаянно надеясь, что враг будет в том же самом положении относительно меня, когда мы выйдем в чистое небо. Однако нам не повезло. Его нигде не было видно. Мы бесцельно летали в надежде найти его снова, но бесполезно. Разочарованные, мы повернули назад в Тернхилл, поскольку у нас осталось мало топлива. После посадки Вилли и я доложили офицеру разведки об атаке, но не заявили никакой победы, поскольку чувствовали, что причинили мало повреждений.

К нам начали поступать давно обещанные «бьюфайтеры». Немцы также фактически прекратили массированные дневные налеты и перешли к полномасштабному ночному наступлению. Лондон скоро должен был почувствовать маниакальный гнев Гитлера в ходе неразборчивых ночных атак его самолетов. Если немецкие атаки были направлены против Мидланда [63] или портов на восточном побережье, то мы вступали в бой. Немедленно после возвращения в Тернхилл мы начали интенсивную программу дневных и ночных тренировок на «бьюфайтерах», продолжая в то же самое время оставаться в состоянии готовности с нашими немногими имевшимися «бленхеймами» и «харрикейнами». Это были напряженные дни, которые все мои друзья и я сумели пройти без каких-либо неприятностей.

В распоряжении эскадрильи был маленький двухместный моноплан «магистр», которой мы использовали в качестве связного самолета. Иногда в уик-энд командир эскадрильи позволял кому-нибудь из нас брать его. Между серьезной работой мы всегда могли найти время, чтобы покружить вокруг аэродрома на «мэгги» и побаловаться высшим пилотажем. Однажды утром Чарльз Винн, пролетая по кругу на малой высоте, увидел меня. Следующее, что я помню, это «мэгги», выполняющий горку над моей головой. Я побежал к стоянке «бленхейма» и попросил одного из механиков, работавшего в самолете и смеявшегося над этим представлением, подать мне из кабины сигнальный пистолет «Вери». Когда Винн снизился для очередной «атаки», я выстрелил в него красную сигнальную ракету из своей портативной «зенитной пушки». Эта игра продолжалась в течение десяти или около того минут, и эскадрилья и наземный персонал расселись вокруг, чтобы наблюдать за шутливым боем. «Зенитчик» Брехэм падал плашмя лицом, когда «мэгги» пролетала очень низко над ним, а затем навскидку стрелял из пистолета «Вери». В конце концов мы устали от этой игры, и Винн приземлился, радуясь своему «успеху», о котором свидетельствовало состояние моей грязной формы. В тот раз Уиддоус отсутствовал, иначе я уверен, что нашей маленькой, но опасной игре был бы немедленно положен конец.

Спустя несколько дней наступила моя очередь. Я летел над аэродромом вместе с Джекки Пейджем, одним из наших офицеров-бортстрелков, занимавшим заднюю кабину, когда заметил фигуру, которая, как я полагал, должна была быть другом Винном, прогуливавшимся по полю. Это был слишком хороший шанс, чтобы упустить его. Настало время мести. Мы снизились, и я с большим удовлетворением увидел, что он упал на землю. Я повторил свой «налет», и он снова вынужден был броситься на землю, прежде чем укрылся на стоянке наших самолетов. Я поздравлял себя с успехом, когда Джекки произнес в переговорное устройство:

– Вы знаете, я не думаю, что это был Чарльз.

– Хорошо, тогда кто же это был?

– Думаю, старик.

– Ох!

Я еще раз облетел вокруг на почтительной высоте, всматриваясь в лица товарищей, обращенные вверх. Взлетела красная сигнальная ракета, приказывавшая нам садиться. Мы приземлились. Джекки был прав. Чарльз Уиддоус оказался тем, кого я выбрал в качестве своей «цели», и он выглядел смертельно бледным.

– Это был один из наиболее опасных полетов на малой высоте из тех, что я когда-либо видел. В наказание вы в течение недели будете выполнять обязанности дежурного пилота, и считайте, что вам повезло.

Я сказал:

– Да, сэр.

Поглядев через его плечо на лица своих товарищей, увидел, что они отчаянно пытались не засмеяться. Это наказание, помимо других вещей, сделало меня ответственным за выкладывание портативных керосиновых ламп, по которым мы садились ночью, а также за управление ночными полетами из небольшого фургона в конце взлетно-посадочной полосы. В течение недели я не летал. Наказание было полностью заслуженным, и я еще легко отделался. Оно положило конец игре, которая вышла из-под контроля и могла закончиться фатально.