Но Васильчиков от мобильника пренебрежительно отмахнулся. - Да это все одно что игрушечный. Мобила отсюда не возьмет. Километрах в двадцати полигон. Глушит намертво. А ночь сибирская - это, брат... Сибирь! Васильчиков с тоской поднял голову. День угасал. Искрившийся до того снег потух. Тайга готовилась отойти ко сну.

– Может, машина какая пойдет? - Жди, как же. Я специально коротким маршрутом шуранул. По нему только я один и могу...
– Васильчиков прервался, поняв неуместность похвальбы. Поморщился, одновременно проверяя, не подмерз ли нос.

Денис попрыгал на месте, околачивая себя по плечам и одновременно прислушиваясь к угасающей боли в боку:

– Тогда топор давай, хоть костер разожжем. - Костер-то можно бы, - как-то тускло согласился Васильчиков.
– Но из чего? Он значительно повел рукой: вокруг, сколько видно глазу, нависли усыпанные снежными шапками и укутанные снизу сугробами мачтовые деревья. Ни подлеска поблизости, ни кустарников.

– Ну, так рубанем одну мачту, - не испугался Лобанов.
– На ночь точно хватит.

– Этим-то?
– Васильчиков втиснулся в КУНГ и уныло выволок наружу походный топорик, которым можно при случае нарубить щепок.

– Ох, и разгильдяй ты!
– процедил Лобанов.

– Кто ж думал-то?

– Не можешь думать, тогда соображай, мать твою! Девку же заморозим, - яростно шепнул Денис. В самом деле кровь отлила от лица Холиной, брови заиндевели. Она дышала на пальцы, засовывая их поочередно в рот. Правда, поймав испытующие взгляды, успокоительно улыбнулась.

– Ты чего? Этого нельзя, - Васильчиков перепугался.
– Это мне после этого не жить. Гостью Игнатий Петровича не довезти. Лучше прямо здесь полечь.

– Ляжешь, - с чувством пообещал Лобанов.
– Без всякого Суслопарова у меня здесь поляжешь. Как Ермак Тимофеич. Ну, сибиряк хренов, думай!

Васильчиков встрепенулся. Напоминание о грозном Суслопарове влило в него силы.

– Есть, пожалуй, вариант. Километрах в семи отсюда промысловый поселочек.

– Так идем туда?

– С ней-то?
– в сердцах рубанул Васильчиков: успокоительная улыбка на лице Холиной превратилась в замерзшую гримасу. - Через полчаса закоченеет похлеще кокона. В общем так. Выход один. Я иду в поселок.

– Может, лучше мне?

– Не найдешь. Это по просеке, а потом и вовсе...
– он сделал петляющий жест в глубь тайги.
– Это я один маршрут знаю. А ты бери девку и - двигайте прямо по дороге. Километра полтора подале - зимовье. Справа по ходу. Метрах в двухстах в сторону. Если кто из охотарей там есть, тогда порядок, увидите дым. Ну, а коли пусто, вглядывайся меж деревьев, - ищи горизонтальную кромку. Значит, то самое.

– Это в темноте-то?!

– Вот и торопись, чтоб до темноты. Ну, а если вовсе не нашли, тогда руби что придется. И - держитесь. Я как доберусь, хватаю транспорт и - сразу к вам.

– Так, может, все вместе в зимовье? Там и отсидимся.

– Да без толку!
– Васильчиков тихо ругнулся.
– Ну, доберемся, - дальше что? Машин здесь до весны точно не будет, - я с трассы-то ушел. Специально напрямки рванул. А харчей дня на три. А если еще это по-настоящему прихватит?
– он ткнул Лобанова в грудь.- Может, и переломало ребра. Сейчас-то по горячке доберешься. А там... К тому же, если к завтраму журналистку не доставлю в Сахру, меня Игнат Петрович ошкурит похлеще морозца.

– Ш-што у вас за тайны мадридского двора?
– Ирина, дотоле державшаяся беззаботно, подошла к мужчинам.
– Вы техпомощь вызвали?

Скрюченными пальчиками она извлекла из кармана дамский, увешанный висюлечками телефончик.

От беззаботного московского словечка "техпомощь" Денис даже повеселел.

– Точно. Как раз ангел и подкатит, - скаламбурил он, вспомнив знаменитую по Москве техпомощь "Ангел".

Васильчиков забрался в кузов и принялся спешно набивать рюкзаки, - для себя и для Лобанова, раскладывая спички, бутылки с бензином, по куску строганины. Выбросил наружу пару огромных, сорок третьего размера валенок, карабин в чехле, лыжи. Денис, склонившись, содрал с задубевших Ирининых ножек сапожки. Гримасничая, чтобы не выказать боль, приподнял ее и воткнул в валенки, будто фикус в кадку.

Модельная обувь полетела в темноту фургона.

– Тут у нас такая ситуевина, гражданка Холина, - Лобанов обрисовал Ирине положение, стараясь, сколь возможно, приуменьшить отчаянность ситуации, в которой они оказались.

– Что ж? Говорят, в жизни все надо испытать, - вопреки опасениям мужчин, Холина паники не выказала.
– Надо же! Белое безмолвие. Почти по Джеку Лондону. Это ж не каждому суждено увидеть. Даже любопытно. Так чего тянуть? Раз надо идти - п-пошли!
– Бодро скомандовала она. Но голос все-таки дрогнул.