– М-Лобанов, - прошептала она. И шепот этот будто вернул ей голос.

– Лобанов! Сволочь!
– закричала она во всю мочь. Все та же абсолютная тишина была ей ответом. Проклятый попутчик и не думал возвращаться за ней. Он торопился спасти свою толстую, пропитанную алкоголем шкуру. Стремясь вызвать хоть какой-то звук, Ирина принялась прыгать, вертясь в разные стороны.

Внезапно она замерла от ощущения непоправимой ошибки. Она забыла вдруг, с какой стороны пришла. Ей казалось, что снег одинаково взрыт и справа, и слева. На пустой дороге она ухитрилась заблудиться. Ужас, внезапный, непреодолимый, сковал ее. Мысли панически путались. Одно понимала она абсолютно - оставаться на жутком, гибельном этом месте нельзя. Надо двигаться. Хоть куда-то, но двигаться.

Поколебавшись, рванула наугад влево.

– Далеко собралась?
– послышалось с противоположной стороны. Там меж деревьев вырисовывался мужской силуэт, вид которого привел Ирину в восторг.

Валкой походкой Денис подошел к ней. Потянулся к сумке:

– Бросай и идем. Осталось максимум полчаса.

Боясь, что сумку отнимут, Холина притянула ее к себе.

Лобанов, более не церемонясь, рванул ноотбук на себя. Повертел отобранную сумку на весу, как бы прикидывая, куда забросить.

– Сволочь!
– безысходно пробормотала Холина.
– Здесь же ценнейшая информация, негодяй. Ее потом и за год не восстановишь.

– Кто ж тебя такую, тупо упертую, родил?
– Лобанов качнул головой.

– Сам быдло!

– Это как раз понятно, - он закинул сумку на то же плечо, что и рюкзак, ухватил Холину за локоть и с чувством тряхнул, так что меховой беретик слетел, а зубы от неожиданности клацнули.

Без берета стали видны отмороженные напрочь щеки.

Денис нахмурился, зачерпнул снега и, невзирая на сопротивление, принялся, не жалея, тереть. Потом снял с себя волчью шапку и нахлобучил на нее, так что из-под козырька едва выглядывали поблескивающие глаза и побелевший кончик носа.

– Хоть на женщину чуток стала похожа, - оценил он плоды собственных усилий и - потянул за собой.
– Все! Стартуем в забег. Времени в обрез!

Но в забег не получилось. Ирина, освобожденная от груза, попробовала сначала поспевать за Лобановым. Но силы вновь оставили ее, - валенки-лыжи едва передвигались.

Лобанов, все с большей тревогой поглядывавший на садящееся солнце, вернулся, снял с плеча сумку.

– Без лэптопа не пойду, - прохрипела Холина.

Он усмехнулся, насадил сумку ей прямо на шею, после чего повернулся спиной, подсел и, подхватив спутницу на спину, двинулся дальше, стараясь быстро перебирать ступнями, которых, по правде говоря, давно не чувствовал.

Дыхание вырывалось с хрипом. От боли в боку перед глазами, будто в игрушечном телескопе, вспыхивали разноцветные круги и ромбы. Время от времени он подсаживался, подбрасывал собственную ношу, то ли перекладывая поудобней, то ли не давая заснуть, и - брел дальше. - Валенки не соскочили?
– выдохнул он. - Не знаю. Не чувствую. - Тогда бренди чего-нибудь.

– Как это?

– Тарахти, говорю, как обычно.

– Сам ты тарахтелка, - прохрипела Ирина.
– Думаешь, если тащишь, так уже и главный? Ты всего только мой оператор. И то - хреновый.

– Да, случай клинический, - Денис постоял, пытаясь отдышаться.

– А вообще со мной не бойся. Мы дойдем. Вот увидишь, дойдем. Я везучая.

Лобанов лишь хмыкнул. Сил отвечать не было. Он двинулся дальше.

Деревья по краю дороги принялись сливаться в серую густеющую полосу. Последняя слабеющая золотистая кромка разводами растворялась во тьме.

– Обязательно дойдем, - сквозь слезы выдавила Ирина. Надежды больше не оставалось.

Лобанов сбросил с плеч живую ношу. Попытался удержать, но, обессиленный, не смог, так что Холина кулем свалилась в придорожный сугроб. Следом полетела компьютерная сумка:

– Включай свой разлюбезный лэптоп и грейся. Везучая, говоришь? - Была. - Тогда счастливо оставаться.

– Бросил-таки.

– Глупая нерпа, - Денис шагнул на обочину, разом провалившись по колени, и углубился меж деревьев.

– Только не дергайся с места по своей истеричности! А то не найду! Какое-то время слышался хруст продирающегося сквозь слежанные сугробы тела. Потом затих и он.

Ирина прижала к животу сумку. Сонливость, в которую не давал впасть Лобанов, теперь беспрепятственно овладела ею. Стало тепло, уютно, и, хоть краем сознания она понимала, что замерзает, но безразличие преодолело слабеющую волю к жизни, и она с наслаждением принялась погружаться в смертное блаженство.

Очнулась от боли. Над ней навис Лобанов, от души хлеставший ее по щекам.

– Раненько спать собралась, глупая нерпа! Еще и ванну не приняли, и кофею не попили. - Он поднял ее на вялые ноги, тряхнул.

– Оставьте Ваши грубости, - сладко пробормотала Ирина, обмякая на его руках.

И тут же получила увесистую оплеуху.

– Бить женщину. Фи!
– она хихикнула. Глаза опять смежились. Заново очнулась она уже в помещении, обнаружив себя лежащей на досках. Размежив веки, разглядела Дениса, на корточках разжигавшего печь. Руки и лицо его были покрыты кровавыми ссадинами, - следами интенсивного растирания снегом. Босые ноги погружены в таз со снежной кашицей. Ирина шевельнулась и застонала.