Сталин молча развел руками — мол, мы бы рады, однако не все зависит от нас. Мацуока же сегодня оправдывал своё прозвище «Сто тысяч слов» и на слова не скупился:

— Все же пребывание у вас дало мне много… Я знал старую Россию и видел её ещё раз восемь лет назад… Ваши успехи впечатляют! А две наши встречи, господин Сталин, породили во мне такое чувство, что я стал считать себя близким и знакомым для вас… И то же я чувствую по отношению к господину Молотову.

Сталин вежливым поклоном поблагодарил гостя, а тот сообщил:

— Я вчера приглашал господина Молотова в Японию. Ведь личные визиты и ответные визиты — это тоже часть дипломатии и очень важная…

Сталин кивком выразил согласие, Мацуока же попросил разрешения высказаться по пяти моментам.

Первый касался договора с рейхом — по словам Мацуокй, он мог лишь улучшить советско-японские отношения (что, вообще-то, было правдой).

Второй… О втором, впрочем, мы узнаем чуть позже, а вот третий и четвертый были связаны с убеждением Мацуокй в необходимости избавиться от англосаксов и от «агента англо-американского капитала» Чан Кайши, которому СССР всё ещё оказывал поддержку в его вялой войне с японцами.

Пятым был опять «моральный коммунизм». Мацуока соглашался, что капитализм, пришедший в Японию более полувека назад, принес много социальных болезней, но верил в победу в Японии морального коммунизма. При этом он не скрывал, что не согласен с политическим и социальным коммунизмом, и предлагал России «вместе изгнать из Азии влияние англо-американского капитала», а там посмотреть — чей коммунизм лучше: русский или японский?

— Я всегда говорю и сотрудничаю откровенно, не занимаясь мелочами и торгашеством, — заявил гость. — И у меня с молодых лет сложилось убеждение, что судьбу Азии решают две силы — Япония и СССР. Нам лучше идти рука об руку, чем ссориться.

Вот «под углом зрения больших проблем» Мацуока и предлагал нам решать наболевшие вопросы. Это и было моментом вторым.

— Мелкими вопросами можно и пожертвовать, — убеждал коммуниста Сталина «коммунист» «Сосновый холм» и пояснял: — Если бы такой маленький островок, как Сахалин, потонул в море, то это не повлияло бы на японо-советские отношения. И я предлагал господину Молотову продать нам северную часть Сахалина. Вы же не согласны… Сталин подошёл к огромной карте — самой броской и важной части интерьера его кабинета — и жестом пригласил подойти к ней гостя:

— Посмотрите, господин Мацуока… Япония держит в своих руках все выходы Советского Приморья в океан.

Сталин показывал и перечислял:

— У южного мыса Камчатки — Курильский пролив… К югу от Сахалина — пролив Лаперуза… У Кореи — Цусимский пролив…

Сталин улыбнулся и вопросил:

— Вы что, хотите нас удушить, господин Мацуока? Какая же это дружба?

Мацуока, не смущаясь и ничего не отвечая прямо (ибо ответить тут было нечего), заявил:

— Но это нужно для создания нового порядка в Азии… И мы не возражали бы, если бы Советский Союз вышел через Индию к тёплым морям Индийского океана… Если СССР захочет иметь порт Карачи, Япония закроет на это глаза. Но нам надо иметь пакт…

И Мацуока перешел опять к проблеме пакта, старательно обходя при этом такие острые углы, как фактор Монгольской Народной Республики, марионеточного Маньчжоу-Го, сахалинских концессий и рыболовной конвенции.

— Господин Мацуока, — сказал, наконец, Сталин, всё это время улыбавшийся. — Вы убедили меня в том, что в ваших словах о пакте нет дипломатической игры и что Япония действительно хочет улучшить наши отношения…

— У меня такое же впечатление, — вставил слово и Молотов.

— Ну и отлично! — Сталин всё ещё улыбался. — Я с удовольствием слушаю человека, который прямо говорит о том, чего хочет. В наше время, да и не только в наше время, редко встретишь дипломата, который откровенно говорил бы, что у него на душе…

Мацуока по мере перевода расцветал, а Сталин всё нахваливал гостя:

— Ещё при Наполеоне Талейран говорил, что язык дан дипломату для того, чтобы скрывать свои мысли. Мы, русские большевики, смотрим иначе и считаем, что и на дипломатической арене можно быть искренним и честными…

Мацуока слушал, цвёл, а Сталин перешёл к существу:

— Господин Мацуока! Мы не против честных пактов. Мы даже были бы готовы расширить Пакт трёх до четырёх, о чем товарищ Молотов говорил в Берлине господам Гитлеру и Риббентропу. Но Пакт трёх есть пакт о взаимопомощи, а господин Гитлер заявляет, что в военной помощи не нуждается. Поэтому мы в СССР считаем, что только в том случае, если дела Германии и Японии пойдут плохо, может встать вопрос о пакте четырёх…

Сталин перестал улыбаться и умолк, а затем Мацуока услышал слова, им так долго ожидаемые: