Шрифт:
Недаром один жрец Митры сказал христианскому «святому» Августину: не стоит нам ссориться — ведь поклоняемся мы одному и тому же богу. Это подозрительное и неприятное сходство совсем просто объяснили Юстин, Тертуллиан и другие христианские богословы II–III веков: «Знаем мы хитрости Дьявола — этот враг человеческий в неистребимой злобе своей нарочно подучил язычников подражать христианам, чтобы смутить души верующих».
Но если уж на то пошло, к помощи дьявола (по-гречески это слово означает клеветник) прибегли сами богословы и зря возвели поклеп на митраистов. Культ этого бога зародился в Персии по крайней мере за полторы тысячи лет до того, как возникло христианство, и еще в III веке до нашей эры проник в Рим. Здесь персидскому богу поклонялись не только чужестранцы, он нашел немало последователей и среди римлян.
Многое из культа солнечного Митры перешло и к христианам — нередко их даже считали солнцепоклонниками.
Осенью Солнце все ниже склоняется к горизонту и ночи становятся длиннее — это злые духи тьмы пытаются победить светлого Митру. Но напрасны их хитрости и усилия: придет зимнее солнцестояние, и дни начнут увеличиваться, побеждая силы мрака. Этот зимний «поворот» Солнца, по юлианскому календарю 25 декабря, персы праздновали как день рождения Митры. Вместе с римскими поклонниками этого бога и христиане справляли солнечный праздник, а позже приспособили его к своей религии, приурочив к 25 декабря «рождество» Христа.
Из восточных стран проникли в Рим также нелепые астрологические измышления о влиянии планет на судьбы людей и семидневка. В юлианском календаре возродилась вавилонская неделя, все дни которой были распределены между богами-планетами. Первый день, посвященный богу Солнца, так и называли «господний день». К нему-то и приурочили христиане «воскресение» Христа. В эти дни собирались члены общин для совместных молитв, читали священное писание, причащались вином и хлебом.
Так появился и дожил до нашего времени еженедельный праздник — воскресенье. Но когда именно, в каком месяце, воскрес сказочный Христос — вот из-за чего начались календарные споры и разногласия.
Как это случилось?
Светозарное Солнце, «душа природы», у всех древних народов почиталось как одно из высших божеств, властитель неба, неиссякающий источник света, тепла, самой жизни. И естественно, свой главный праздник земледельцы связали с уборкой урожая, ниспосланного этим богом.
В жарких странах хлеб созревает в пору весеннего равноденствия и урожай начинают убирать в марте — апреле. Праздник урожая евреи назвали пасхой, а потом посвятили его ожидаемому пришествию своего спасителя — мессии.
В Риме поклонники Аттиса тоже весною справляли свой скорбно-траурный и веселый праздник. В храме этого бога 23 марта торжественно водружали только что срубленную сосновую ветвь, украшенную фиалками и обвитую тканью, — тело покойного бога, по сказанию, умершего под сосною. [34]
На следующий день жрецы, безжалостно истязая себя в религиозном экстазе, вместе с верующими оплакивали смерть любимого бога. А на третий день, 25 марта, когда по юлианскому календарю наступало весеннее равноденствие, праздновали воскресение Аттиса. Торжественная музыка гремела в храме, а вокруг него и на улицах столицы верующие в безудержном ликовании пели и плясали, радуясь тому, что и они воскресли к новой жизни вместе с Аттисом.
34
Главный жрец Аттиса в Риме именовался папас — отец отцов. Это звание позже присвоили себе руководители католической церкви — папы римские. А на том холме, где находилось святилище Аттиса, через полторы тысячи лет был построен огромный собор святого Петра, которого католические богословы считают основателем и первым главой церкви. На самом-то деле первые христианские общины в Риме возникли только во II веке.
Не беда, что этот бог чужд еврейской пасхе в честь мессии — христианские общины объединили оба торжества и стали справлять свою пасху как печально-радостный праздник в память смертных страданий и воскресения Христа. Даже древнееврейскому названию праздника «пейсах» — умилостивление бога — был навязан иной смысл от созвучного греческого слова «пасхейн» — страдать.
Христиане праздновали свою пасху в одно время с еврейской. И такое совпадение никого не смущало почти триста лет, но за это время неузнаваемо преобразилась христианская религия.
Ничего странного в этом нет. Любая сказка, порожденная народной фантазией, не остается неизменной: она обновляется, приспособляется к новым надеждам и стремлениям. Но вот что странно: почему христианство, восприняв нелепые сказания о страдающих, умирающих и оживающих богах-спасителях, оказалось более жизнеспособным, чем языческие религии?
Близость Христа к наивным языческим божествам и мессиям объясняется не случайным совпадением, а кровным родством. Может быть, как остроумно заметил один историк, «дорожка религиозного шарлатанства так узка, что на ней легко столкнуться проповедникам, даже не желающим этой встречи»? Нет, секрет не в этом.
Христианство вовсе не такая уж произвольная мешанина, не механическая смесь различных верований, собранных с бору да с сосенки. Проповедники новой религии умело и ловко отбирали такие древние сказания, которые были близки и понятны большинству населения. Именно эта гибкая «оперативность» облегчала уловление новых душ, ускоряла распространение христианства, помогала ему стать мировой религией.
Для этой религии не было инородцев и иноверцев, она призывала под свою сень людей, на каких бы языках они ни говорили, в каких бы богов ни веровали и кем бы ни были: рабами или рабовладельцами, знатными богачами или безродными бродягами, мужчинами или женщинами, седыми старцами или безусыми юнцами. По сути дела, христианство стало первой в истории международной религией, пригодной для, всех людей. Язычники и особенно евреи отделяли себя от инаковерующих, порождая непримиримую рознь и вражду: у каждого народа своибоги, своиверования и обряды, своивековечные обычаи и традиции.