Окончательное решение о подготовке к войне с Советским Союзом Гитлер принял в начале декабря 1940 г.; подготовка должна была проводиться так, чтобы в любой момент начиная с середины марта 1941 г. он мог отдать окончательный приказ о начале операции передислокации войск к восточной границе, что соответствовало фактическому началу наступления в начале мая. Основной предпосылкой являлась бесперебойная работа всех маршрутов железных дорог с максимальной нагрузкой и без аварий. Даже если эти приказы и откладывали принятие окончательного решения до середины марта, теперь я ничуть не сомневаюсь, что только совершенно непредвиденные обстоятельства могли бы изменить его решение о нападении.

На Рождество я на целых десять дней был сам себе господином, такой случай не представлялся мне уже несколько месяцев. Как и в прошлом году, когда фюрер выезжал на Западный фронт, инспектировать Западный вал, так и в этом году он отправился к побережью Ла-Манша и нашему Атлантическому валу, чтобы встретить это Рождество среди своих солдат, проводя по утрам осмотр военных укреплений, артиллерийских позиций и других компонентов Атлантического вала.

Так что и в этот год я смог встретить Рождество и новый 1941 год со своей семьей. Это было не только последнее Рождество, которое я провел дома, но это был и последний раз, когда моя ненаглядная стайка детей собралась вместе под моей крышей... [33]

С начала декабря 1940 г. мы энергично занимались разработкой совместного наземного и воздушного нападения на мыс Гибралтар с территории Испании. Испанцы и особенно испанский генерал Вигон – близкий друг фельдмаршала фон Рихтгофена (из ВВС) и адмирала Канариса, – который пользовался доверием Франко и имел полномочия фельдмаршала, не только дал нам разрешение провести тактическую разведку Гибралтара со стороны испанской границы, но и оказал нам величайшую поддержку в этом деле. План нападения был разработан генералом наших горно-стрелковых войск со всеми тонкостями и мельчайшими деталями и был предложен на рассмотрение Гитлеру в моем присутствии в начале декабря.

Необходимые для этой операции войска уже находились во Франции; германские ВВС подготовили свои передовые базы в Южной Франции; критическим пунктом в этом деле было склонить нейтральную Испанию – справедливо боявшуюся Британии – закрыть глаза на продвижение по ее территории германских войск, численностью примерно в один корпус, вместе с крупнокалиберной артиллерией и зенитными батареями, для предварительной атаки. По моему совету адмирал Канарис в начале декабря отправился на встречу к своему другу Вигону, чтобы добиться согласия Франко на проведение этой операции; генерал Франко до сих пор закрывал глаза на различные подготовительные мероприятия Генерального штаба и разведывательной службы. Естественно, мы согласились, что после удачного захвата Гибралтара мы возвращаем его Испании, как только война перестанет требовать от нас перекрывать продвижение британского транспорта по Гибралтарскому проливу, это военное обязательство мы взяли на себя.

Через несколько дней Канарис вернулся и доложил фюреру, который лично поручил ему эту миссию и инструктировал его, что Франко отказался сотрудничать с ними, указав, что такое серьезное нарушение нейтралитета может привести к тому, что Британия объявит Испании войну. Фюрер молча выслушал его, а затем заявил, что в таком случае он вынужден отказаться от этой идеи, поскольку его не привлекает альтернатива перебрасывать свои войска по территории Испании насильно, что заставит Франко публично выказать свое негодование по этому поводу. Он боялся, что это может привести к возникновению нового театра военных действий, и Британия может с полным основанием высадить войска в Испании, возможно через Лиссабон, как это произошло в Норвегии.

Подходил ли на самом деле Канарис для этой миссии, теперь я склонен задаваться этим вопросом, поскольку, похоже, он был изменником на протяжении уже нескольких лет. Теперь я допускаю, что он и не прилагал особых усилий, чтобы добиться содействия Испании в этой операции, а на самом деле настраивал своих испанских друзей против нас. Я совершенно не сомневаюсь, что мы обязательно захватили бы Гибралтар, дай нам Испания такую возможность, ввиду уязвимости этой крепости со стороны суши, и что в результате мы бы закрыли Средиземноморье для британцев; но эти последствия для всей остальной войны за Средиземноморье стоят особого рассмотрения где-то в другом месте. Гитлер, как никто другой, осознавал, как изменилась бы ситуация не только для коммуникаций британцев с Ближним и Дальним Востоком, но и прежде всего для слабой Италии.

После отказа от гибралтарской операции все наши мысли вновь обратились к восточному вопросу. По-моему, где-то во второй половине января 1941 г. Гальдер, начальник Генерального штаба, обрисовал фюреру, в присутствии Йодля и меня, оперативный план нападения на Россию, подробно представив собранные разведкой сведения о враге, о ряде приграничных столкновений вдоль демаркационной линии и о запланированном продвижении войск по железным дорогам для подготовки вторжения. Последний пункт интересовал фюрера больше всего, поскольку в установленном порядке в последней волне сосредоточения войск перебрасывались танковые части, расквартированные в Центральной Германии, где они зимовали и переоснащались и где из них формировались новые подразделения. Сведения Гальдера потрясли меня, поскольку из них я получил первое понимание размаха подготовки русских к войне, а также тревожную картину неуклонно нарастающей концентрации русских войск на другой стороне границы, что без какой-либо вероятности ошибки было установлено разведывательными действиями наших пограничников. В той стадии еще невозможно было определить, готовились ли русские на самом деле к нападению, или же их войска были сосредоточены на границе только для обороны, но нападение Германии вскоре должно было сорвать этот покров неясности.

В конце марта 1941 г. Гитлер провел в Берлине в здании рейхсканцелярии первое общевойсковое совещание высшего командного состава, назначенного на Восточный фронт. Мне удалось добиться, чтобы все главы департаментов ОКБ также прослушали обращение фюрера. Я сразу же понял, что он намеревался предложить нам программу действий: в малом кабинете министров были установлены ряд кресел и кафедра, как для публичной лекции. Гитлер обращался к нам очень серьезно, с хорошо продуманной и предварительно подготовленной речью.