В это же самое время мы были заняты переправой через Дунай и переброской в Болгарию армии фельдмаршала Листа; но эти войска продвигались довольно медленно из-за зимней погоды, так как дороги были просто ужасны. Параллельно мы также занимались дипломатическими переговорами о присоединении Югославии к тройственному пакту [оси]. В это же время новая беда грозила итальянской армии в Албании. И все это время Гитлер требовал усилить наши войска, оккупировавшие Норвегию, и снабдить их еще 200 береговыми орудийными батареями всех калибров. Я еще долго мог бы продолжать этот список, если бы время не поджимало меня сейчас. Этого должно хватить, чтобы обрисовать тот объем работы, которым – даже во время паузы между нашей победой над Францией и нападением на Советский Союз – была занята наша военная организация, проводя всевозможные исследования, гарантирующие, что не осталась незамеченной ни одна деталь, которая может привести к поражению. День и ночь, даже когда казалось, что ничто уже больше произойти не может, Верховное командование было занято активной деятельностью. Гитлер постоянно держал нас в таком режиме своим неугомонным нравом и фантастическим воображением, что не только помогало ему самому всегда добираться до самой сути вопроса, но и вынуждало его предпринимать самые тщательные меры безопасности, которые только могли претвориться в жизнь.

В конце марта я сопровождал Гитлера в Вену, где в замке Бельведера с обычной пышностью и церемониалом был подписан новый Пакт четырех держав с Югославией... [34] Поздно вечером, когда фюрер вызвал меня к себе, он выразил свое глубокое удовлетворение и облегчение, что больше ему не придется ждать непредсказуемых сюрпризов с Балканского театра. Он прочитал мне письмо, которое он только что надиктовал для Муссолини, содержащее несколько предложений, и прежде всего требование навести хоть какой-либо порядок на морских путях сообщения с Северной Африкой. Для этой цели он предложил снять со старых эсминцев и крейсеров вооружение и переоборудовать их в быстроходные транспортные корабли, которые будут менее уязвимы для вражеских подводных лодок. Гитлер спросил, нет ли у меня возражений насчет этих его радикальных предложений дуче; я решительно помотал головой. Если кто-то и способен был высказать что-то Муссолини, то это был он, Гитлер; так или иначе, это заставит Муссолини понять, что больше так продолжаться не может, в особенности потому, что немецкие войска также зависят от морских поставок. Этой ночью на нашем специальном поезде мы вернулись в Берлин.

Два дня спустя в Белграде был свергнут режим Цветковича, вместе с регентом, принцем Павлом, поклонником фюрера и сторонником его прежней внешней политики; причиной офицерского бунта, по-видимому, стал Пакт четырех держав. Фюрер вызвал меня к себе в рейхсканцелярию, и я прибыл туда одновременно с Йодлем. Войдя в конференц-зал, фюрер показал нам телеграмму, порывисто воскликнув, что он не остановится на этом: теперь он должен сокрушить Югославию раз и навсегда; и вне зависимости от того, что скажет ему новое правительство, он был бесчестно предан, и все их заявления верности теперь будут только ложью, уловкой, чтобы выиграть время. Затем он послал за Риббентропом и главнокомандующим сухопутными силами (Браухичем), и, после того как они пришли, он передал им свои указания: был только один вариант: немедленное, концентрированное наступление одновременно с севера и с востока из Болгарии армией Листа. Нужно немедленно послать за венгерским министром Штожаем и сказать, что Венгрия должна помочь, в награду она получит назад свой любимый Банат; мы все еще увидим, как старый Хорти будет пыхтеть огнем и серой за этот приз.

Я заметил, что предельный срок начала наступления на Восточном фронте не может быть перенесен, поскольку продвижение войск уже выполняется в соответствии с запланированной нами программой максимальной нагрузки железных дорог, и мы ни в коей мере не можем свернуть эту программу; армия фельдмаршала Листа слишком слаба, чтобы противостоять Югославии, к тому же мы не можем полностью положиться на венгров. Вот по этой причине, ответил Гитлер, он и вызвал Браухича и Гальдера; должно быть найдено хоть какое-то решение. В данный момент он хочет навести порядок на Балканах – теперь все намного лучше узнают его. Сербия всегда была склонна к путчу, и поэтому он собирается ее почистить; и так он бушевал, если можно сказать, на всю катушку.

После того как все появились, главнокомандующий сухопутными войсками, министр иностранных дел и т. д., Гитлер объяснил нам ситуацию теперь уже в своей обычной манере и обрисовал свои намерения. Как всегда, это был поток приказов: атаковать Югославию так быстро, как это возможно; армия Листа должна обойти ее справа и, ударив с востока, продвигаться к Белграду с юго-восточного направления с усиленным северным флангом, в то время как германские и венгерские части должны захватить Белград с севера, форсировав Дунай, а новая армия, состоящая из арьергардных частей, предназначенных для наступления на Россию, – стремительно выступить из Австрии. Военное министерство и Верховное командование ВВС должны были немедленно представить соответствующие предложения. Он сам проведет все необходимые переговоры с венграми и сегодня же отправит в Будапешт их министра Штожая. Предложение Йодля, что новому правительству Югославии необходимо отправить ультиматум с ограниченным сроком, фюрер категорически отверг. Министру иностранных дел Гитлер даже не позволил открыть рот. Браухичу было поручено снизить темп передвижения наших войск, чтобы не так сильно препятствовать работе общественного транспорта. Больше никаких обсуждений не последовало; Гитлер, в сопровождении министра иностранных дел, покинул конференц-зал, чтобы встретиться с венгерским посланником в Берлине, который уже ждал его внизу. После короткого обмена мнениями с Гальдером и Йодлем всем нам оставалось только одно: опять за работу!

Если принять во внимание, что все наши предыдущие планы нападения на Россию, греческая кампания и помощь Италии были на данный момент отложены и новая дислокация, передвижение войск, перераспределение, соглашение с Венгрией о содействии в операции, переброска немецких войск и организация всей системы снабжения, – все это приходилось делать экспромтом с нуля, и, несмотря на все это, вторжение в Югославию последовало лишь через девять дней – в сочетании с воздушным ударом по Белграду, – то достижения оперативного штаба Верховного командования, военного министерства и военно-воздушных сил можно признать выдающимися, и львиная доля их, по общему признанию, принадлежала Генеральному штабу сухопутных войск. Фюрер, как никто другой, осознавал это, но он так и не выразил свою благодарность. Я очень хотел, чтобы он по достоинству выразил им свое доверие; Генеральный штаб заслужил свою долю похвалы, вместо встречных обвинений, на которые они так часто натыкались.

Имперский администратор Хорти весьма неохотно относился к участию Венгрии в наших планах: он не желал проводить мобилизацию во время весенней пахоты, поскольку не мог в это время отрывать у крестьян лошадей и работников. Фюрера весьма расстроил такой ответ. Но в итоге встреча Генеральных штабов привела к частичной мобилизации Венгрии, которая собрала небольшую армию и послала ее в Банат, чтобы забрать себе этот маленький кусочек (однако они предоставили германской армии честь идти впереди себя, чтобы вершить свою месть за их спинами). Фюрер написал Хорти письмо, чтобы объяснить, что, пока венгерские войска должны вписываться в общую схему операций, командовать ими будет он сам, но он будет согласовывать их с Хорти, как Верховным главнокомандующим венгерскими вооруженными силами, чтобы не узурпировать суверенные полномочия последнего. Таким образом, последняя преграда к коалиционной войне была успешно и документально преодолена, при учете тщеславия этого старого человека. Политическая ловкость Гитлера позволила ему изъять Хорватию из объединенного вражеского фронта и убедить ее саботировать директиву о всеобщей мобилизации Югославии.

Так как постоянная штаб-квартира фюрера была не готова и не могла быть построена всего за несколько дней, специальный поезд фюрера был превращен в тесный штаб; он был переведен на запасной путь одноколейной ветки рядом с маленькой гостиницей, где оперативному штабу ОКВ предложили скромное жилье и рабочие места, тогда как Йодль и я с нашими адъютантами расположились в поезде-штабе фюрера; штабной вагон служил нам как постоянный кабинет. Наша связь работала безукоризненно, еще одна заслуга офицеров-связистов, постоянно прикрепленных к штаб-квартире фюрера и начальников войсковой связи генералов Фельгибеля и Тиле, которые действительно были великолепны в техническом отношении и часто добивались просто невозможного. Мне в действительности никогда не приходилось жаловаться на связь [35] .