Профессор Шень слушал очень внимательно. Он всегда полагал европейцев людьми, лишенными некоего эстетического чувства, исключение делал лишь для Патриции. Теперь же заподозрил, что в своих суждениях был скоропалителен и несправедлив.

Пока тянулся разговор, жена профессора вносила поднос за подносом, уставляя стол едой.

Элен впервые обедала в тайанской семье, и всю дорогу Эндо с Патрицией в два голоса растолковывали ей, как надлежит поступать, чтобы не нарушить правила вежливости.

Полагалось есть медленно, поочередно обмакивая куски рыбы и овощей в разные соусы. После каждого проглоченного куска требовалось выдержать паузу, как бы наслаждаясь послевкусием. Потом надлежало отметить наиболее понравившееся блюдо и воздать должное достоинствам разных соусов.

Прежде всего перед Элен появилась высокая фарфоровая кружка, украшенная изображениями алых драконов, наполненная густо-малиновой, почти черной жидкостью. Элен постеснялась спросить, суп это или напиток. С опаской поднесла кружку к губам. В лицо пахнуло корицей, перцем и еще какими-то пряностями, Элен осторожно сделала глоток. В кружке оказалось вино — горячее, густое, очень сладкое и насыщенное пряностями. На мгновение у нее закружилась голова.

— Изумительно. Ничего подобного в жизни не приходилось пробовать. Похоже на глоток расплавленного солнца.

Профессор с женой польщенно переглянулись, но Элен одной этой фразой ограничиваться не собиралась. Слушая гостью, профессор мог предположить, что большинство европейцев даром проживают жизнь, потому что не могут приехать в Тайан и отведать тайанских блюд.

Патриция достаточно хорошо знала Элен, чтобы не удивиться. Эндо, услышав впервые подобную тираду, замер, не донеся куска до рта. Он догадывался, что подруга Патриции — артистическая натура, но не предполагал, до какой степени.

Профессор и его жена расцветали улыбками. Зато Элен перестала улыбаться, увидев перед собой тарелку, на которой возвышалось нечто, больше всего напоминавшее мозаику из разноцветных кубиков желе.

— Это рыба, — пояснила Патриция. Элен постаралась не выдать своего ужаса.

— Рыба? Что же с ней сделали?

— Думаю, поджарили.

— И от этого она позеленела?

Отказавшись проникнуть в секреты тайанской кухни, Элен осторожно попробовала кусочек. Рассудила, что, раз у старичка профессора такой бодрый вид, стряпне его жены можно доверять.

— Какое чудо! Вкус тонкий, нежный, можно сказать — поэтический. Сразу вспоминается легкая тень от облака, скользнувшая по траве. Интересно, как называется это блюдо? Я бы назвала — облака над морем.

Эндо с Патрицией украдкой перемигнулись. Если так пойдет дальше, Элен вытеснит из сердца профессора даже его любимца Комито.

После обеда вновь заговорили о предполагавшейся экспедиции.

— Вопрос решится в ближайшие десять дней, — сообщил Шень. — Деньги выделены, споры идут лишь о том, куда именно ехать. Мой коллега предлагает поработать в окрестностях столицы, но я стою за раскопки в… Угадайте где?

Патриция посмотрела на Эндо. Несомненно, ее занимало не столько куда ехать, сколько с кем ехать. Элен мрачно заключила, что скоро останется наедине с чайником и убийцей. В этих подозрениях ее укрепили и профессор Шень с женой. Судя по их улыбкам, проницательные старички вынесли приговор по делу «Эндо — Патриция» еще до войны.

Выдержав многозначительную паузу, профессор произнес каким-то особенным тоном:

— Я стою за раскопки в ущелье Молчания.

Элен изумленно уставилась на своих спутников — что с ними творится? Патриция перестала улыбаться. Эндо весь напрягся.

— В ущелье Молчания? — взволнованно переспросила Патриция. — Там, где произошла решающая битва между войсками госпожи Ота и северного князя?

Шень кивнул. Проговорил раздумчиво:

— Я давно пытался понять, почему они проиграли войну.

— Госпожа Ота и Сю-Тей?

— Да.

Элен тихонько вздохнула, но героически решила вытерпеть до конца.

— Разве причина поражения — не предательство Тю-Шана? — недоумевала Патриция.

Профессор досадливо поморщился. Элен подметила, что гримаса скользнула и по лицу Эндо.

— О предательстве Тю-Шана нам рассказывает рукопись тринадцатого века, составленная через пятьдесят лет после событий. Я позволил себе усомниться в ее правдивости.

Патриция благоговейно смотрела на профессора, едва осмеливаясь дышать.

— В рукописи сказано, что Тю-Шан во время битвы повернул свои войска вспять, оголив правый фланг, а потом и вовсе переметнулся к неприятелю. Я, как и все, принимал это сообщение на веру. Но вот в марте прошлого года… или в апреле?.. — Профессор вопросительно посмотрел на жену.