— Эй, Сэм! — рявкнул он возмущенно. — Сэм!!!

Дверь со скрипом отворилась, и Сэм — потертый временем мужичонка с равнодушным лицом, шаркая растоптанными башмаками, внес три бутылки.

— Вам все открыть или одну, сэр?

— На черта мне одна, бездельник! — пробурчал Бишоп, занятый своими мыслями. — Эх, дурак я, дурак! — без паузы воскликнул полковник, чем привел лакея в состояние легкой прострации. Хозяин же, не замечая этого, вскочил: — Надо было самому ехать! Впрочем, и сейчас не поздно, — он радостно потер руки. — Сначала письмо, а тут и я: здравствуйте, лорд Джулиан! Эй, кто там?! Закладывайте карету!

По дороге к Лондону мчался гнедой жеребец, легко неся на себе молодого красивого всадника. Снег взметывался из-под копыт. Ярко светило солнце. Лицо всадника сияло. Он в восторге хлопнул ладонью коня по крупу:

— Нам, как всегда, везет! Давай, Брустер, быстрей! Нас ждут мисс Джоанна и Мари! Том Шеффилд никогда не опаздывает! Вперед, Брустер!

Конь, подстегнутый всадником, сделал длинный великолепный прыжок. Но едва его передние копыта коснулись земли, снег под ними подался, конь споткнулся и, скользя копытами по насту, рухнул наземь, сворачивая себе шею.

Всадник вылетел из седла и, перевернувшись несколько раз, остался лежать на дороге.

Ньюгетская тюрьма — старинное мрачное здание. Оно нависает над примыкающими улочками, словно призрак беды, напоминая о бренности и тщете земных радостей. И народ вокруг Ньюгета живет мрачный и отчаянный, наверное поэтому частенько меняющий свой унылый угол на не менее унылую камеру тюремных казематов. Вот уже несколько веков здешний люд трудно чем-либо удивить. Они повидали и толстосумов, сильных мира сего, за которыми навеки захлопнулись ржавые решетки; и убийц, перед которыми эти же решетки угодливо распахивались. Что же касается подвод, груженных трупами, то здесь это стало таким же привычным зрелищем, как тележка мусорщика.

23 декабря 1702 года в полдень перед воротами Ньюгетской тюрьмы остановился экипаж, из которого, кутаясь от пронизывающего ветра в широкие накидки, вышли две молодые дамы. Одна из них подошла к окошечку караульной будки и показала бумагу. Тотчас из будки вышел солдат и, почтительно козырнув, повел дам в глубь тюремного двора, туда, где высилась темная громада сторожевой башни.

— М-да, веселенькая обстановочка! — пробормотала Джоанна, оглядывая мрачное холодное помещение с сырыми стенами и толстыми решетками на окнах и на барьере, делящем комнату пополам.

— Самое место для любовного свидания! — Мари брезгливо изучала грязную заплеванную лавку, на которую чуть было не села. — Не правда ли, сей райский уголок оч-чень напоминает зимний сад в доме губернатора Ямайки?

Джоанна только махнула рукой.

— Заключенный камеры № 127, на свидание! — раздался голос караульного.

Девушки подошли ближе к решетке. За барьером появился солдат, ведя закутанную до ушей в драный, но плотный плащ фигуру.

— У вас не более четверти часа, — напомнил солдат и вышел из комнаты.

Фигура безмолвствовала.

— Питер! Капитан Блад! — воскликнула Джоанна.

Заключенный хрипло расхохотался, снимая плащ:

— Что Питер — это точно! Бладом… хм… тоже, пожалуй, можно назвать [47] . А вот до капитана, увы, не дотянул!

Подруги, опешив, смотрели на дюжего громилу, который даже отдаленно не напоминал их капитана. Росту в нем было около шести футов. Его длинные жилистые руки и выдвинутая вперед челюсть лишний раз подтверждали постулат Дарвина о происхождении человека. Из-под низкого лба дерзко сверкали маленькие черные глаза.

— Так что же от меня, жалкого бандита и убийцы Питера Хьюснея, хотят такие высокородные леди?

— Простите, сэр, — неуверенно произнесла Джоанна, — Вы действительно… м-м-м… сидите в камере № 127?

— Увы, леди, увы!

— И сидите там один? — поинтересовалась Мари.

— К сожалению, — узник насмешливо глянул на растерянные лица девушек. — А что, леди хотят составить мне компанию?

— А до вас… Кто там был до вас?!

— До меня? Никого!

— Как никого?! — окончательно растерялась Джоанна. — Но еще неделю назад в этой камере сидел один опальный губернатор…

— А-а, этот бэгэродный хлыщ! Так он удрал. Ох, и тарарам здесь поднялся!

— Удрал?!! — ахнули девушки. — Как удрал? Куда?!!

— А вот этого он мне не сообщал, — снова расхохотался Хьюсней. — И адреса не оставил. Да куда ж ему деваться, как не к своей милке под юбку? Так что опоздали вы, миледи!