Шрифт:
39-й скоростной бомбардировочный полк. Аэродром Жабчицы, невдалеке от Пинаса
В воздухе еще носится гарь… Техники и бойцы БАО энергично заделывают воронки на взлетной полосе.
Хотя приказ о рассредоточении и маскировке техники поступил в полк только в три часа, командир полка явочным порядком нарушил распоряжение командира дивизии — и растащил по краям поля свои СБ…
Стоять в ровном порядке, сияя краской, остались только девять новехоньких Пе-2, которые несколькими днями ранее поступили в полк и не имели экипажей. Да и бензина для них высокооктанового тоже не было. Бесполезный балласт.
По ним и отбомбились фашисты.
Так как «пешки» были не заправлены, они не загорелись. Техники быстро сообразили, что к чему, залатали на них дыры, покрасили…
Люфтваффе еще три раза эти «макеты» бомбило, пока осколки не разнесли их в щепки… [39]
Сейчас полк безуспешно ожидает приказов от штаба дивизии…
Надо сказать, соседи полка по аэродрому — 46-я отдельная авиационная эскадрилья Пинской ВФ, в отличие от них, вовсе не скучает.
Вот и сейчас ее разведчики Р-10, именуемые в авиационном народе «сверхсрочник», вновь куда-то полетели… Ну, у флотских свое начальство, вменяемое…
39
По сообщениям одного выдающегося демократического историка, только один лейтенант Эрнст-Вильгельм Ириг, из эскадры KG-3, уничтожил на этом аэродроме аж шестьдесят самолетов Красной Армии (из всех сорока девяти, бывших в наличии)!
22 июня 1941 года. 05 часов 33 минуты.
Цитадель
Бойцы 3-го батальона 84-го стрелкового полка, которые вывели буквально с того света медиков, несмотря ни на что, чувствуют себя победителями.
Они видели, как в панике бежали от них немцы!
Есть первые трофеи — и младший лейтенант Мохнач, так и не нашедший свою роту и помчавшийся в бой с первой попавшейся группой бойцов, наконец-то заряжает свою любимую игрушку. До того чудо враждебной техники могло быть им использовано только в качестве тяжелого тупого предмета.
Рядышком с ним держится Клаша Никанорова — она обзавелась брезентовой сумкой с красным крестом и выглядит, пытаясь быть очень серьезной, донельзя забавно…
Комсорг батальона Самвел Матевосян, который совсем недавно водил бойцов в атаку, отдышавшись, сказал, стирая чужую или свою, не понять, кровь с покрытой черной щетиной щеки:
— Товарищи! Друзья мои! Фашисты, как кровожадный зверь, набросились на нас из-за куста, потому что боялись и боятся открытой схватки с русскими воинами. Мы уже имеем первые жертвы. И будем еще иметь. Но враг потерял и еще потеряет много больше у стен нашей Крепости, гораздо больше, чем мы! СССР — не Польша и не Франция, и враг скоро почувствует это! Главное — не впадать в отчаяние и не терять надежды на победу. Мы далеко от Москвы, но я знаю, и все вы это знаете, что Иосиф Виссарионович Сталин думает сейчас о нас! Я уверен, что ему уже доложили! Скоро к нам придет помощь от несокрушимой Красной Армии! Ребята, комсомольцы — не подведите! Будьте примером всему личному составу! Так будем достойными сынами Отечества! Да здравствует наша Советская Родина! Да здравствует Великий Сталин!
…Автор этой книги, может, и не поверил бы… но несколько очевидцев пересказывают эти слова комсорга… причем сказал он все это в куда более тяжкой обстановке, чем в нашей истории.
22 июня 1941 года. 05 часов 34 минуты.
Станция Жабинка. Пункт сбора 22-й танковой дивизии
На уютной синенькой лавочке в мирном и уютном привокзальном скверике, у маленького уютного вокзальчика, одиноко сидит среди цветущей сирени босой, без пилотки и ремня, солдатик…
На бледном запыленном лице его — абсолютно мертвые, ничего не выражающие глаза…
Спешащая мимо женщина в красной железнодорожной фуражке сначала минует его, потом резко останавливается, берет его за плечо:
— Товарищ боец, товарищ боец… Что с вами? Вам плохо? Вы кто?
Солдатик, будто во сне, невнятно отвечает:
— Литвяков я… из 22-го мотострелкового… третья рота… Как начали стрелять, как начали… в казарме все горит… старшине голову оторвало… а я живой остался… и вот куда надо прибежал… Литвяков я… а где тут наши все? Я же бегом бежал, все пятнадцать километров… где же здесь наши? Почему их здесь никого нет? Ведь я же здесь? Литвяков я, Литвяков…
Потом сползает с лавочки, сворачивается на песке в клубочек и, содрогаясь всем своим хрупким телом, затихая, горячечно шепчет:
— Где же здесь наши все… ведь должны же еще быть живые наши… должны же! Должны быть! Литвяков я… Литвяков…
А женщина с тихим ужасом видит, как голову русского солдата, нашедшего в себе нечеловеческие силы после того, как он вырвался из пылающей казармы, прийти в указанный ему приказом уже мертвого командира пункт сбора, [40] чтобы снова сражаться с врагом, прямо на ее глазах покрывает седина…
40
Реальный случай.
22 июня 1941 года. 05 часов 35 минут.
Левый берег реки у Коденя. Южнее Бреста
— Опаздываем мы, на целых полтора часа опаздываем, совсем мы выбились из графика! — генерал-лейтенант Вальтер Модель, командир 3-й танковой дивизии, с досадой смотрит на свои швейцарские часы. — Чертовы большевики! Зачем они мост взорвали до начала боевых действий? Это же неправильно… так в Европе давно не воюют. Они же форменные азиаты, варвары… Ну ничего. Нам бы только переправиться — и нас уже не остановишь!