Шрифт:
Он пробежал по узкому мостику через ручей, на берегу которого послушники полоскали белье, взобрался на каменную осыпь и остановился. Дальше лес кончался, и начиналось бескрайнее ровное пространство, поросшее высокой травой. Дух захватывало от открывающегося простора. Рюсин сел на камень, положил подбородок на колени и смотрел на колышущуюся траву, редкие деревья, поднимающиеся над острыми кончиками былья, на больших птиц, парящих в небе. Слышалась оглушительная трескотня кузнечиков, бабочки и стрекозы кружили над цветами, а горячий ветер успокаивающе гладил Рюсина по щекам.
Среди высокой травы тут и там возвышались колоссальные остовы драконьих скелетов. Земля так и не приняла тех, чьим домом было небо, и они продолжали ослепительно белеть на солнце, как и многие тысячи лет назад.
Ночью Рюсин проснулся оттого, что кто-то ощупывал его лицо.
– Кто здесь?
– прошептал он.
– Рюсин?
– спросила Ду Мин.
– Ты что здесь делаешь?
– Ничего, - короткий смешок, и она забралась к нему под одеяло.
Больше всего Рюсина испугало то, что на Ду Мин ничего не было из одежды. Она обняла его за шею и притянула к себе.
– Тебе так нравится?
– прошептала она ему на ухо.
Сердце у Рюсина громко стучало, спина вспотела. Ничего ему не нравилось, больше всего ему хотелось, чтобы эта сумасшедшая девчонка прекратила свои глупые штучки. Но он боялся, что Ду Мин снова разревется. Он догадывался, что стал участником какой-то новой и пока непонятной ему игры, в которой он просто обязан проиграть. Поэтому он прошептал:
– Очень нравится.
– Если хочешь, мы теперь всегда будем спать вот так, вместе.
Рюсин решил промолчать. Перспектива потеть под одним одеялом с Ду Мин его не прельщала.
– Почему ты молчишь?
– спросила Ду Мин.
– Мне уйти?
Она откинула одеяла, но продолжала лежать, так что Рюсин видел ее теперь всю в рассеянном свете горящих на улице фонарей. Ду Мин явно чего-то от него ждала, но Рюсин не шевелился. Ему было ужасно жалко девчонку. Без одежды она казалась еще более тонкой, хрупкой.
– Извини меня, - сказал Рюсин.
– За что?
– За вчерашнее.
– Ты не виноват, - Ду Мин потерла плечи ладонями. Ей было холодно.
Рюсин снова накинул на нее одеяло.
– Я не знаю, что должен делать, - виновато сказал он.
Ду Мин повернулась к нему. Мальчику показалось, что ее глаза сияли мягким светом.
– Ты очень глупый, Рюсин.
– Да.
– Если девушка сама пришла к тебе, то ее надо хотя бы поцеловать.
– А что такое - поцеловать?
Ду Мин показала. У нее были сухие губы.
– Бедный, бедный Рюсин, - сказала девочка.
– У тебя очень несчастливое имя.
...На следующее утро Ду Мин нашел послушник, который обычно прибирался в ее комнате. Она перетянула себе горло шелковым платком, на котором танцевали небесные драконы.
23
Им оставалось жить недолго. Защитный экран еще как-то сдерживал внешний напор, но даже в рассеянном аварийном свете было заметно, как теоретически непробиваемая бронированная плита постепенно подается внутри, прогибается, пучится волдырями, от которых в разные стороны бегут трещины. Снизу в пол кто-то колотил громадным молотом, отчего освещение мигало, и казалось, что аккумуляторы все таки не выдержат, и они окажутся в абсолютной темноте.
Подача воздуха прекратилась, прикрепленные к решеткам вентиляции бумажки опали мертвыми обрывками. Стало жарко.
Ошии достал платок и вытер лоб, но это не помогло. Пот заливал глаза.
– Что у тебя, Каби?
Каби также сидел на полу и держал на коленях портативный "Нави". Свет от экрана окрашивал его лицо в мертвенный синий цвет.
– Прошел сигнал герметизации всех верхних уровней, шеф. Но...
– Что?
– Я не уверен, что они успеют.
– У них есть в запасе бакелит, - сказала Ханеки.
Дои застонал.
Бум!
Новый удар в пол.
– Однажды мы пошли в поход и забыли консервный нож, - сказал Каби.
– К чему это ты говоришь?
– спросила Ханеки.
– Мы пытались открыть банку камнем. Теперь я понимаю, что испытывала консервированная каша.
– Шутник, - сказал Ошии.
– Никто не будет возражать, если я разденусь?
– спросила Ханеки.
– Здесь уж очень жарко.
– Раздевайся, - разрешил Каби.
– Все равно, цвет твоего белья так и останется тайной для всех остальных.