Шрифт:
– Что потребуется конкретно от нас?
– спросил Танаки.
– И как вы предполагаете бороться с этими макрибунами?
– Мы полагаемся на самое мощное оружие, которым в настоящее время обладаем, - сказал преподаватель.
– От вас потребуется освоить пилотирование стратегических бомбардировщиков.
– Что это за оружие?
– Термоядерные заряды.
– Это невозможно!
– Мы всех там убьем!
– Вы в своем уме?!
– Безумие!
– Я отказываюсь!
– Вы хотите, чтобы мы сбросили атомные бомбы на свои собственные семьи?!
Инструктор так же невозмутимо поднял указку и показал на экран:
– Мы хотим, чтобы термоядерные заряды были доставлены сюда. В район Провала. Именно здесь в настоящее время происходит формирование ангела. И еще...
– инструктор помолчал, пристально разглядывая пилотов.
– Я очень хочу, что бы каждый из вас смог выполнить боевую задачу, чтобы каждый из вас смог вернуться назад, но... Доберутся туда единицы. Шансы очень невелики.
Доберутся единицы. Но пока они все на местах. Металлические птицы плывут в золотистом потоке анимы, чтобы отсадить смертельное потомство в гнездо механического ангела. Последняя битва Конца Света.
– Давление в коридоре продолжает снижаться, - сказал Идзуми.
– У нас может не хватить горючего на обратный путь.
– До точки невозвращения еще далеко, - ответил Танаки.
Чем ниже давление анимы, тем дольше путь, чем выше давление анимы, тем короче путь. Золотое правило анима-динамики. Странно, что Хэйсэй еще продолжает поддерживать коридоры.
– Я бы на их месте отключил анима-коридоры, - сказал Идзуми.
– Тогда бы до них вообще никто не добрался через техиру.
– Зачем-то они им нужны, - сказал Танаки.
– Зачем?
– Не знаю.
– Кэп, - внезапно сказал Идзуми, - у меня есть последнее желание.
Танаки повернулся и посмотрел на пилота:
– А я тут причем?
Идзуми отстегнул кислородную маску, и она повисла у него на груди. Ларингофон твердым пальцем упирался в горло.
– Хочу чтобы вы его знали, кэп.
– Одень маску.
– Сейчас, - Идзуми потер красные отпечатки от маски на щеках и под глазами.
– Мое желание такое, кэп...
– Ну?
– Я хочу жениться на Юри, кэп.
– И что требуется от меня?
– хладнокровно спросил Танаки.
– Женись себе на здоровье. Она хорошая девочка.
– Не все так просто... но я хочу, чтобы вы мне об этом напомнили, когда мы... если мы вернемся... если я все-таки встречусь с ней.
– Боишься забыть?
– усмехнулся Танаки.
– Какой же ты клоун, Идзуми. Юри за тебя точно не пойдет. И вообще, что это ты вдруг вспомнил?
Идзуми застегнул маску.
– Вспомнил потому, что сейчас нас будут сбивать, кэп.
Впереди плывущих в аниме ракетоносцев разгорался огонь.
21
Первый удар пришелся Акуми в плечо. Игла скользнула по ключице, распорола кожу и вонзилась в мышцу. Акуми закричала, дернулась и почувствовала, как что-то горячее растекается по руке. Человек вытащил иглу, поднес ее к глазам, словно пытаясь проверить - не погнулась ли она.
Из срезанного наискосок кончика выдавилась изумрудная капля, поблескивающая в темноте крошечным светлячком. Кровь проступала на белой рубашке девушки округлым черным пятном. Удивительно, но страха не было. Акуми стонала сквозь стиснутые зубы от боли, но все происходящее с ней напоминало утомительный, давно привычный ритуал, все участники которого лишь деловито исполняли предписанные им роли, стоически дожидаясь момента, когда все закончится, они соберут свои вещи и разойдутся по домам.
Ее, Акуми, роль заключалась в том, чтобы лежать, по возможности неподвижно, наблюдая за тем, как черный человек вновь заносит руку, как крохотная изумрудная капля от резкого движения срывается с кончика иглы и падает рядом с кровавым пятном на плече, расплываясь туманно светящейся кляксой. Руки девушки продолжали сжимать игрушечного медведя, а сидящие на подоконнике мягкие игрушки следили за происходящим крохотными глазками-бусинами.
Новый удар. Теперь более уверенный и более точный. Игла с отвратительным хрустом вонзилась уже под ключицей и вошла на полную длину. Тело Акуми выгнулось, девушка застонала, а внутри разгорелся еще один огненный очаг. Черный человек выдернул иглу, и вслед за ней брызнул густой фонтанчик крови. Горячие ручьи потекли на грудь, сползли по ребрам, обезображивая блузку новыми пятнами.
Акуми внезапно стало жалко себя. Ее роль бессловесной жертвы оказывалась столь же скорбной, сколь и малозначимой, что даже лить слезы над ее телом придется ей самой. В хаосе миллионов испепеленных жизней лишь она удостоилась сомнительной чести персональной смерти, смерти от руки человека, а не от вышедших из повиновения стихий.
– Я не хочу, - плакала Акуми, - не хочу, не хочу...
Для чего она спасена всеми теми людьми, чей пепел взметался раскаленным ветром в небо? Лишь для того, чтобы быть принесенной в жертву, на заклание жестоким богам?!