Он, захлебываясь кровью, еще попытался что-то сказать, но не успел: так и умер с приоткрытым ртом.

А спустя мгновение раздался вопль отца, только что потерявшего сына.

— Я не хотел… — бормотал, неизвестно кому, Дарен, — не хотел, не хотел…

"Не хотел, а сделал!" — мстительно напоминал кто-то внутри.

Убийца!

"Она не могла бы любить убийцу!"

— Я не убийца!

"Она не хотела видеть тебя таким. Зачем, думаешь, она отдала свою жизнь?"

— Я не убийца!

"А на войне ты что делал? Цветочками да облачками любовался? Она взяла это все на себя. Это должна была быть твоя смерть, а не ее. А теперь только тебе с этим жить, и не отмоешься ты вовек".

— Заткнись! Не смей!..

Дарен не знал, как так получилось, что старейшина смог пробиться к удельному князю. Он не знал, как ему удалось приплести к этому и брата Василины… Он не знал, почему тот так яростно вырывался и, избитый городской стражей, умер в грязном подземелье. Дарен вообще стал на какое-то время апатичен ко всему происходящему: вплоть до самого прибытия в скалу-тюрьму Здронн. Почему он туда попал? Дар смутно помнил, как сыпались и ломались люди, сраженные какой-то тяжелой железякой, ставшей смертельным оружием в руках беглого преступника…

— Долгая история, — наконец, ответил мерцернарий, после того как события с ужасающей скоростью пронеслись в его голове.

— Ну, не хочешь — не говори, — проворчал Вес, не став настаивать на рассказе.

И за это Дарен был благодарен ему. Очень сильно…

— Какой меч-то тебе нужен?

— Любой. Лишь бы лезвие из крестовины не вываливалось.

Вес с волну порылся, пока из-под груды кольчуг, наконец, не достал оружие.

— Держи. Сейчас ножны подберем.

Рукоять легла в руку не то, чтобы как влитая, но держать было удобно: крестовина была обтянута грубой моржовой кожей, да и вес меча Дарена порадовал — не легкий, но и не тяжелый, в самый раз.

Веселин показался откуда-то из-за железных холмов, покрытых пылью, отфыркиваясь, спустя несколько волн.

— Уволь, дружище. Только наспинные.

— То, что надо. Спасибо, Вес.

Дар уже собрался уходить, но на пороге обернулся к до сих пор застывшему Ждану.

— А ты не зевай. Муха в рот залетит.

И вышел.

В выделенную комнату Дарен вернулся поздно и в совсем не трезвом состоянии: разговор с Богданом неожиданно занял много времени, а потом и вовсе плавно перелился в поминки.

Наверное, это было правильно.

За окном давно была ночь. Мутное небо не спешило пропускать через свои ловчие сети звездный свет, а луна стыдливо прикрывала наготу тучами. Дождь все так же шумел, шурша шагами по мокрым опавшим листьям, ветер свистел свою заунывную песню; где-то на псарне выли собаки.

Холодно. Тоскливо.

Дарен обвел неуютную комнату взглядом и хотел было направиться к камину, но на полпути упал на кровать, да так и заснул.

Призрачная Кошка Эльги взобралась по небосводу и замела пушистым хвостом все ненужные следы, чтобы не приведи Оар нашла по ним дорогу вражиня Хозяйки — темная Моарта. Усатая морда обвела внимательным взглядом Мир. А Мир спал и не знал, что где-то наверху смотрит на них среди звезд туманная Призрачная Кошка с зелеными хитрющими глазами.

К слову, снилось Дару море.

Сон этот совсем не был похож на безумные сны после попойки, не был он похож и на обычные сны, не был похож на бред…

Видел он следы на песке — темно-коричневые, будто бы оставленные маленькой женской стопой. И почему-то ему вспомнилась странная весницкая девочка с таким говорящим именем — Велимира. Солнце наполовину закатилось за горизонт, будто дразнясь. А по теплому-теплому морю плавали красные, красные, как кровь, листья.

Нет ничего страшнее и горше, чем опавшие листья!

Чем может обернуться очередная осень?..

Всю ночь шел неприятный дождь, под который и сон не идет, и не проснуться до конца — лежишь, будто в бреду, смотришь очередную картинку, показываемую неуемным сознанием, а тревожные мысли так и не думают покидать голову: лезут, лезут проклятые, заставляют вертеться с боку на бок, и без конца думать о том, чего еще не случилось, что — будет…