Шрифт:
— Дружище Буланку не уступишь?
— Так ей лет сколько! Мой дед во внуки годиться! — честно признался, опешивший моему появлению крестьянин. — Последние шаги доживает.
— Да Воеса тянет?
— Сомнительно.
— Все равно, сколько просишь?
— Шкура… Мыльца неплохо наварят. Опять же подковы новые, не сношенные.
— Почем нынче центнер мыла и металлолом?
— В общем, пять реалов и пользуйся её, пока не околеет.
Достал лоскут с завязанными деньгами, протянул ему.
— Здесь пятнадцать.
Тот, с трудом, развязал мокрый узел, пересчитал деньги. Лишние вернул.
— Уговор есть уговор.
— Обойдусь, — отвечаю ему и как в спортзале, совершив опорный прыжок, вскакиваю на пращура аргамаков и перехватываю уздечку. — Эх, седло бы! — острый хребет больно уперся в ягодицы. — Ну-ка человек хороший, вжарь ей кнута.
— Не зашибить бы!
— Меня не зашиби!
Крестьянин ожег лошадь плетью. Боливар ломанул вперед из всех своих старческих возможностей. Крейсерская скорость моего средства перемещения хоть не велика, но стабильна. Чего греха таить, вложенные деньги будущее, банное" отработал сполна. Довез почти до гостиницы. Не осилив последнюю стометровку, встал, упершись лбом в тополь. С коняги побежало со всех щелей — и слюни, и сопли, и пена и моча. Я спрыгнул с доходяги и двинул по бездорожью бегом. Перемахнул через забор, перепрыгнул будку с ошалевшим сторожевым псом, распугивая курей, пронесся по птичнику, еще раз сиганул через закрытую калитку и влетел в зал Белого Лебедя. У посетителей при виде меня округлились глаза. Полуголый мужик несся, сломя голову. Не обращая внимания на удивленные возгласы, взлетел на второй этаж и, двинув плечом в дверь, вломился в комнату. Мои товарищи сидели за столом. Должно быть разрабатывали стратегию и тактику спасения рядового Вирхоффа.
— Трубите выход, — только и хватило сил произнести. Я доскочил к столу и приложился к бутылке. Худшего трудно предположить — молоко.
— Вы тут совсем сбрендили, — возмутился я, вытирая белые усы.
— А вы так нет, — ответил Маршалси, немного отойдя от удивления. В руках у него новенький кабасет**, который он натирал тряпицей с мелом. — Не иначе сбежал.
— Точно.
— Из каталажки?
— Ага.
— Небось, из-за баб?
— И это верно.
— Вы хоть что-нибудь узнали, — спросила меня видия Рона. Голос подвел старушку. Она волновалась. Впервые за все время нашего знакомства выдала свою заинтересованность.
Я плеснул на стол молоко и пальцем развес жидкость, рисуя привидевшееся во время пике в воду.
— Что-нибудь значит?
— Знак братства Святого Дункана, произнесла Рона, привставая.
— Значит нам туда!
6
Говаривал мой старый дружок:,Жизнь похожа на полосатые трусы. То светлая полоска, то темная, и добавлял со вздохом, а то желтая". С ним трудно не согласится. На текущий момент судьба нас гнала именно к желтой.
Со дня моего успешного бегства из Акхарама прошло без малого декада. Наш квинтет драпал во всю прыть лошадиных сил. Граф Гошен и его держиморды дышали нам в затылок. Почему то он меня очень сильно не взлюбил. Интересная тенденция. Альгвасил из Лектура и племянник альгвасила меня не уважали, Гошен побывав на альгвасильше тоже. Не инфекция ли? Не Альгвасильский ли грипп?
Восьмой день беспрестанного бегства, сказывался. Животные устали, да и нам не сладко, вымотались. Маршалси невесело высказался, не уступить ли меня вражине, за некоторую сумму денег, обеспечив себе безбедную старость.
— Маршальская пенсия еще не скоро, — философствовал он, пытаясь угрызть сухарь. — Пока жезл дадут. Пока десять лет отслужишь. Время. А так получите и пользуйтесь.
— И кусок хлеба не застрянет в глотке? — вздохнул я.
Мне и этот не лезет, прошамкал Маршалси, перекатывая сухарь во рту.
Остановились на короткий привал. В ложбину где укрылись, не добраться пыльному ветру. Густо пахнет полынью, на плащи и штаны цепляются колючки, лезет в глаза назойливая мухота. В траве, беззаботно свистит пернатая пигалица. Развели костерок. Крохотный. Закроешь ладонями. На костерке Маршалси пристроился подрумянить ветчину. Амадеус приткнувшись на кочку, как завороженный смотрит на пламя.
— Потешь скитальцев бодрым словом? — попросил Маршалси. Обычная просьба, которую бард игнорировал.
— Опять что-нибудь этакое? нехотя проговорил Амадеус.
— Конечно! Ты такой стих выдай чтоб уши у твоего коня покраснели.
Бард и не подумал браться за инструмент.
Что вы хотите, лезу в разговор я. Мельчает земля талантами. Уж если не могут к слову плетень с ходу рифму подобрать, то бодрую песню сочинить надо двоих-троих. И то получится Во саду ли в огороде.
Амадеус не ответил. Он не отводил глаз с ветчины, принюхиваясь к аромату подпаленного мяса.
Поудобней устраиваюсь на плаще. Кайф какой! Полежать-потянуться! Да еще ветчины дадут! С сожалением вспомнил о пустой фляжке. С водой проблема. Нет воды. Ни в карманах, ни в округе.
Видия вытащив из тубуса лист карты, внимательно его изучала. Ни кого она к своим бумагам не подпускала, даже Эйже показывала неохотно. Абхая** на данный момент пропадала в разведке. Приходилось удивляться сколько выносливости в воинствующей деве. Маршалси чей блудливый язык не ведал границ, однажды спросил.
— И как ты с ней совладал?
— С испугу, признался я. Да и женится хотел.
Он закивал головой. Когда, женилка" всем заправляет и не такое учудишь.
Я сорвал травинку. Пожевав стебель, выплюнул. Безвинная привычка вызывала спазм в пустом желудке.