Через некоторое время Лангсдорф замолчал. И как бы Варела ни был очарован личными и профессиональными качествами этого человека, он понял: пора уходить. Слепой немецкий моряк уже ожидал на борту корвета. На прощание Варела заверил Лангсдорфа от имени уругвайского правительства, что будет сделано все возможное, чтобы помочь ему. Официальные шаги будут предприняты утром, но, учитывая обстоятельства, если капитан Лангсдорф пожелает сойти на берег немедленно, ему будет предоставлен эскорт и машина до посольства Германии. В противном случае всем следует ожидать официального визита начальника порта ровно в девять часов утра.

Беседа закончилась. Лангсдорф встал и обменялся рукопожатиями с гостями. После этого уругвайские офицеры ушли.

Когда они вышли на палубу, оказалось, что вокруг «Графа Шпее» собралось уже множество маленьких суденышек, буксиров, катеров и даже гребных лодок. Большинство торговых судов, стоявших на расстоянии нескольких кабельтовых от немецкого линкора, зажгли все навигационные огни, и внешний рейд оказался залит бледным призрачным светом. На мол начали подъезжать машины и направляли на линкор свет своих фар. Людям очень хотелось разглядеть его получше. Новости разнеслись по городу со скоростью лесного пожара. Кинотеатры, рестораны и ночные клубы моментально опустели – народ высыпал на улицы. В кинотеатре, где сидела со своим приятелем Лотте, на экране появилась надпись, извещающая о прибытии в порт «Графа Шпее». Лотте, как и все остальные зрители, выскочила на улицу, и фильм закончился в пустом зале. (Это были «Гроздья гнева».) На улице приятель Лотте поинтересовался:

– Куда пойдем?

– Как куда? – возмутилась Лотте. – Конечно, в порт.

Такая идея возникла не только у нее. По улицам в сторону порта тек нескончаемый людской поток. Люди желали хотя бы одним глазком взглянуть на «Графа Шпее».

Только один человек бежал в обратном направлении. Запыхавшись, он остановился у двери расположенного напротив кинотеатра магазинчика и постучал. Окно на втором этаже резко распахнулось, и из него высунулся человек в ночной рубашке. Его физиономия была злой и заспанной. Но при первых же словах гонца злость исчезла, уступив место напряженному вниманию. Лотте прислушалась и побледнела.

– Быстрее! – воскликнула она. – Мы должны как можно скорее попасть в порт! Мне необходимо повидать родителей и Хулиту.

В магазине вспыхнул свет, и дверь открылась. Это был магазин похоронных принадлежностей.

Хулия была сиротой и делила комнату с Лотте в доме ее родителей. Она уже спала. Лотте довольно часто приходила поздно, и ждать ее не было никакого смысла. Сквозь сон девушка слышала, как хлопнула входная дверь, и поняла, что подруга, наконец, вернулась. Не вполне проснувшись, она удивилась, почему та не идет в постель, и решила не беспокоиться по этому поводу. Уже совсем засыпая, она услышала возбужденные голоса родителей Лотте и почувствовала, как кто-то тормошит ее. Потом знакомый голос Лотте проговорил:

– Хулита, проснись.

Эти простые слова были сказаны таким тоном, что у Хулии замерло сердце и в жилах застыла кровь. Она мгновенно проснулась и села на кровати. Включив настольную лампу, она взглянула в бледное лицо подруги. Лотте повторила:

– Хулия, ты должна быть сильной.

Девушка с трудом открыла рот и скорее выдохнула, чем выговорила:

– Что случилось? Плохие новости о Билли?

Лотте кивнула:

– В районе Пунта-дель-Эсте произошло морское сражение.

– Сражение? – простонала Хулия.

– Да. Три британских крейсера против немецкого карманного линкора. Одним из крейсеров был «Эксетер». Наш… немецкий линкор сейчас бросил якорь в гавани. Там много убитых и раненых. Хулита, крепись. Говорят, что «Эксетер» затонул и вся команда погибла.

Было 3:30 утра. Но в Кабильдо все окна были освещены.

В кабинете доктора Гуани находилось трое. Сам доктор Гуани стоял у окна и смотрел на сверкающий огнями город. Он был очень маленького роста, зато имел самую большую и мудрую голову, которая когда-нибудь сидела на тщедушных человеческих плечах. Космополит, последние двадцать лет живший в Париже, он приобрел известность благодаря созданию после войны 1914 года Лиги Наций, став одним из ее первых президентов. На его рабочем столе стояли фотографии Штреземана, а не Риббентропа и Кроче, [29] а не Муссолини. Сделав весьма впечатляющую дипломатическую карьеру, он стал министром иностранных дел своей страны, причем для его страны это стало большой удачей.

Вторым человеком в кабинете был маститый немецкий дипломат, сидевший очень прямо на неудобном диванчике. Он выглядел успешным бизнесменом, каковым и был на самом деле. Кроме того, он был проницательным, находчивым человеком и с толком применял эти качества на дипломатическом поприще. Несмотря на то что до рассвета было еще несколько часов, он был чисто выбрит и безукоризненно одет – в сюртук, цилиндр, перчатки и все остальное, чего требовал его статус. Трость также была при нем. Он смотрел прямо перед собой. Это был посол Германии доктор Лангманн.

Третьим был капитан Лангсдорф. Он сидел рядом с послом. Он прибыл прямо с корабля. Раненая рука была забинтована и висела на аккуратной повязке под форменным кителем. Порезы на лице были заклеены пластырем, но один из них опять начал кровоточить, поэтому в его некогда щегольской бородке виднелись капли засохшей крови. Он устало привалился к спинке дивана, являя разительный контраст с чопорным дипломатом. Он отчаянно устал и готов был отдать все богатства мира за несколько часов сна, но не утратил внимания и теперь не сводил горящих глаз с доктора Гуани, в руках которого оказалась судьба корабля.