— Пойдём в сад! — разохотилась Надя.

Но нянечка замахала на неё руками:

— И не думай, и не смей! Уж и так вся запарилась. Завтра в сад пойдём.

Она, наверное, была права. До сада Надя бы не дотянула. Хоть и рада была, но ноги горели, как в пожаре, и до того были тяжёлые, точно Надя толкала вперёд огромные мешки, полные острых, раскалённых камней. При каждом толчке острые камни впивались и жгли ей ноги. Надя даже до своей палаты не дошла. Чувствует, что не может справиться с болью, вот и повисла на нянечке. Так и доковыляли до кровати в обнимку. Только улеглась, а её подружка Варя поинтересовалась:

— Сколько же ты сегодня оттопала?

— Не так уж много, — ответила Надя и, чтобы поверили ей, немножко убавила: — Восемьдесят пять шагов туда и столько же обратно.

— Это где ж ты такое расстояние взяла? — удивилась Галя-Цибуля. — От нашей палаты до лестницы всего тридцать шагов.

Наде не хотелось говорить ей, где она была (ведь и от палаты к лестнице можно пройти несколько раз), и она промолчала. Зато маленькая Олечка объяснила ей Надин маршрут по-своему:

— Шагами нельзя расстояние мерить. Они у всех разные. Дюймовочка может тысячу шагов сделать, а слон это расстояние одним шагом шагнёт.

— Ну, если считать, как Дюймовочка, тут и тысяча шагов будет, согласилась с ней Галя.

«Пусть думают, как им хочется, — решила про себя Надя, — я-то своё задание выполнила. А завтра, что бы ни случилось, обязательно пойду гулять в сад».

Почему так? Посмотришь человеку в глаза и сразу узнаешь, какое у него настроение: радуется он или грустит. Может, человек не хочет свою печаль никому показывать, а глаза всё равно его выдадут.

Пришёл к Наде сразу после операции главный доктор, стал проверять аппараты, а девочки в палате все на неё смотрят, и в глазах у них жалость. Это, наверное, потому, что Надины глаза испуг выражали, хоть она молчала. А Кирилл Андреевич остался доволен результатом операции. Глаза у него были весёлые. Зато потом, когда Надя спицу поломала и главный доктор опять пришёл к ней, Надя даже не могла на него смотреть. Грустные-грустные были у него глаза и ещё колючие, потому что Надю упрекали. А вот когда Кирилл Андреевич поцеловал Надю, глаза его снова радовались. А сегодня, как только Надя сама пошла в сад, её глаза тоже блестели и были весёлыми.

Надя устала ходить и села на скамейку рядом с незнакомой старушкой. Эта старушка кого-то дожидалась.

Немного погодя из главного корпуса вышел паренёк лет семнадцати. С трудом вышел. Идёт и на один бок совсем заваливается.

— Всё, — говорит, — бабушка, в порядке. Взяли меня, но лечить будут амбулаторно.

— Это как же? — не поняла старушка.

— А так: ты домой поедешь, а я тут у кого-нибудь койку сниму и буду ходить в больницу на лечение и на всякие процедуры.

— А где ж ты на койку-то денег возьмёшь? А есть-то на что будешь? — всполошилась старушка.

— Не волнуйся, бабушка, — радовался паренёк, — самое главное, что лечить не отказались. А выправят ногу, так и на работу возьмут. Я тогда на слесаря-лекальщика выучусь.

— У нас с тобой денег-то на один мой отъезд осталось, а ты, несмышлёныш, койку снимать хочешь… — Старушка сморщилась, достала из сумки большой платок и зашмыгала носом. — Не можем мы таким манером лечиться… Помрёшь, видно, калекой. Вот беда-то наша!..

Наде тоже хотелось успокоить старушку. Ведь главное — лечить взялись, а деньги на время достать где-нибудь можно.

Но тут на крыльце появилась сестра и крикнула пареньку:

— Молодой человек, вернитесь на минутку!

— Ну вот, сейчас совсем откажут, — сердито заохала старушка и поднялась: — С тобой пойду, разъясню доктору наше положение.

— Да сидите вы здесь, бабушка, а то в самом деле откажут, — остановил её паренёк. — Знаете сколько у них больных!

Старушка в нерешительности остановилась, потом села на скамейку, достала из рукава телогрейки платок и опять зашмыгала носом, как маленькая обиженная девочка.

Наде стало жалко старушку и её внука. Даже за себя как-то неловко сделалось. Её-то лечат, а этому пареньку придётся обратно уезжать.

— Как ваш внук вернётся, вы обязательно к главному доктору идите, посоветовала она старушке, — он хороший, он поймёт, как вам трудно. Если хотите, и я с вами его попрошу.

— Спасибо, милая, я схожу, — решительно произнесла старушка, терять-то мне всё одно нечего, и так всё потеряли. А амбулаторию ихнюю мы не сдюжим.

Но к старушке уже скакал на одной здоровой ноге внук Саша. Ничего не говоря, он принялся тормошить и обнимать её.