Шрифт:
Режиссер отворил дверь и произнес:
— Синьора, пожалуйста, на сцену!
— Иду,— ответила Лучиола и, проходя мимо них, прибавила, улыбаясь.— Прощайте и не забудьте аплодировать.
Когда она исчезла, граф и маркиз направились в зрительный зал, но на ступеньках ложи граф остановился л прошипел:
— Знайте, маркиз, я убью вас при первой же возможности!
— В самом деле? — спросил Аслитта, также останавливаясь.— Почему вы вдруг стали так кровожадны?
— Без уверток,— вскричал граф,— вы любите Лучиолу?
— Разве я не имею на это права?
— И Лучиола любит вас?
— Я не так самонадеян, чтобы подтвердить ваше предположение.
— Берегитесь, маркиз,— проскрежетал зубами граф,— я не слеп!
— Тем лучше для вас!
— И в казематах Милана есть такие утолки, в которых патриотов могут образумить колесованием и заставить их выдать своих единомышленников.
— Граф,— резко сказал Аслитта,— в Милане также есть такие уголки, в которых, как собак, убивают итальянцев, продающих свое отечество иноземным тиранам!
И маркиз захлопнул дверь своей ложи перед лицом графа, слывшему креатурой Радецкого, и тот волей-неволей должен был просить себе место в ложе маршала.
Сан-Пиетро с безумной страстью любил Лучиолу и, вспоминая ее взгляд, которым она указала ему на дверь, яростно скрежетал зубами и бормотал проклятья.
— Она похожа на другую, которая ускользнула от меня, эта не ускользнет. О, я знаю, чем усмирить ее: я донесу на Аслитту!
Только Сан-Пиетро уселся, как на сцене появилась Лучиола, встреченная бурными аплодисментами.
— Полковник,— обратился Сан-Пиетро к адъютанту,— я разоблачил одного изменника и желаю сообщить вам его имя!
— Но не теперь же,— нетерпеливо ответил адъютант,— слушайте этот прелестный дуэт.
Действительно, голора Розы и Маргаритки звучали так восхитительно, что тираны и жертвы одинаково увлеклись очаровательной музыкой. Никто не заметил, как Лучиола быстро взглянула на высокого мужчину в передней ложе и затем перевела взгляд на ложу Радецкого.
Незнакомец внимательно посмотрел на Сан-Пиетро, потом опять на сцену, и Лучиола усмехнулась с довольным видом.
Дуэт закончился под взрыв аплодисментов и был повторен, а затем вступил хор стрекоз.
— Полковник,— начал снова граф.— Аслитта в заговоре с патриотами, я…
— Завтра, завтра, граф! Да что, наконец, вам нужно от меня?
— Чтобы Аслитту арестовали сегодня же вечером!
— О, Лучиола несравненна, ее непременно нужно ангажировать для выступлений в Вене,— с увлечением вскричал полковник.— Хотите взять этот труд на себя?
— Что, ваше высочество?
— Боже мой, разве вы оглохли? Речь идет о том, чтобы заполучить Лучиолу для Вены!
— Прикажите арестовать Аслитту, и Лучиола будет петь в Вене!
— Какой вздор! Что общего между Лучиолой и маркизом?
— Она любит его,— прошипел граф.
— А, конечно, это важная причина! 'Как! Лучиола отвергает ваше поклонение и влюбляется в какого-то неаполитанца! Это государственное преступление!
— Итак, ваше высочество…
— Даю вам поручение: отправьте Аслитту в цитадель, но после представления, я хочу дослушать оперу без помех.
— Я попрошу официального приказа, ваше сиятельство.
— Боже мой, какой вы несносный! Вот возьмите,— адъютант вырвал листок из записной книжки, поспешно написал несколько слов и, подав бумажку Сан-Пиетро, снова обратился к сцене. Граф демонически улыбнулся — он выиграл!
Как ни напрягал граф свою память, он никак не мог вспомнить, кого напоминала ему Лучиола. В его воспоминаниях был пробел, и хотя железная натура помогла ему справиться с ранением, державшим его несколько месяцев на краю могилы, но некоторые черты прошлого подернулись для него густым покровом забвения.
Но когда он взглянул на противоположную ложу, где сидел мужчина в черной одежде, также пристально смотревший на него, этот покров внезапно разорвался. И граф, как бы в внезапном припадке кашля, закрыл лицо платком, так как не в силах был отвести свой взор от приковавших его глаз незнакомца.
— Нет, нет, — боязливо прошептал он,— никто не знает моего прежнего имени, и я напрасно пугаюсь.
По окончании первого акта Сан-Пиетро обратился к одному из офицеров:
— Кто этот господин в ложе напротив?