Постараюсь… но Сахара велика!

— Да поможет вам Бог! Так вечером я позволю себе приехать к вам. Где вас найти?

— Спросите только, где дворец Монте-Кристо. Пока до свидания. Может быть, и вы поедете со мной в Алжир?

— И рад бы душой, но не могу оставить своего поста: нам предстоит борьба, и каждый человек будет На счету.

Они расстались. Граф приказал швейцару, на случай прихода зуава, послать его во дворец Монте-Кристо, а Бошан сказал сам себе:

— Если есть на свете феномены, то сегодня я видел одного из них.

Вилла Монте-Кристо была расположена недалеко от гавани, из ее окон открывался чудный вид на море. Подобно всем домам графа она была обставлена изящно и роскошно. Чудесная, утопающая в зелени терраса, заставленная экзотическими растениями, невольно напоминала тропический лес. Пестрые попугаи качались на ветвях дивных тамарисков, широколистные бананы и роскошные пальмы отражались в синих волнах Средиземного моря.

Вечером, в тот же день, когда Монте-Кристо прибыл в Марсель, граф и Гайде были на террасе. Оба любовались расстилавшимся перед ними чудным видом. Сперо читал в соседней комнате. Наконец граф подошел к Гайде, по обыкновению лежавшей на кушетке, присел рядом и тихо сказал:

— Гайде, посмотри на меня.

Гайде подняла дивные черные глаза и, с любовью взглянув в благородное красивое лицо мужа, украдкой сжала его руку.

— Гайде,— серьезным тоном сказал Монте-Кристо,— доверяешь ли ты мне?

— К чему этот вопрос? Разве ты не повелитель мой, не Бог, и разве раб смеет не верить господину своему?

— Гайде… я не господин твой, и ты не моя раба.

— Ты — мой муж! Если бы ты мог читать в моей душе, ты не спрашивал бы об этом. Когда мой отец пал жертвой измены и был убит, меня оттащили от трупа и привели на рынок невольников, где меня ждали позор и смерть! Явился ты, подобно небожителю, и с этой минуты я отдалась тебе всецело! Ты купил меня, и я всегда благославляю час, в который впервые увидела тебя.— Гайде поцеловала руку мужа и продолжала: — С тех пор я думаю лишь о тебе… Когда-то я опасалась, что ты покинешь меня, и я хотела себя убить.

— Что ты говоришь, дорогая моя?

— Говорю правду — тебе не обмануть меня, ведь ты хотел выдать меня замуж!

— Может быть, это было бы к лучшему,— прошептал граф.

— Никогда! Могу ли я быть счастливой вдали от тебя? Я люблю тебя не только как мужа, но как благородного человека.

— Ты заставляешь меня краснеть… Я такой же грешник, как и все люди…

— О нет! Когда ты карал виновных и награждал добродетельных, я смотрела на тебя, как на Бога. Ты назвал меня своей женой, тебе обязана я высшим счастьем в жизни — моим ребенком! Сперо мне вдвойне дорог, так как, повзрослев, будет достоин тебя!

Граф украдкой взглянул на сына и сказал:

— Итак, Гайде, ты никогда не жалела о том, что соединила свою судьбу с моей?

— Никогда!

— Огорчал ли я тебя когда-нибудь?

— Нет… Я самая счастливая женщина на свете.

— А если бы обстоятельства вынудили меня огорчить тебя?

— Я покорилась бы этому без ропота.

— Даже тогда, когда я разрушил бы твое счастье?

— Даже и тогда… Я жила бы воспоминаниями о прежних счастливых днях.

— Ну так знай, Гайде, — мы должны расстаться.

— Расстаться? — с ужасом повторила Гайде, и на глазах ее показались слезы.

— Да, на время, на несколько месяцев.

— Да свершится твоя воля! — рыдая, ответила Гайде.— Ты исполняешь священный долг, и Бог поможет мне перенести испытание.

— Благодарю тебя за эти слова, я их не забуду.

— Когда же ты едешь? Куда?

— В Алжир — в пустыню. Я должен возвратить сына его матери или умереть.

— Но почему же я не могу поехать с тобой? С тобой я ничего не боюсь и…

Гайде внезапно замолкла, заметив, что муж с глубокой грустью взглянул на нее, затем на сына, и, опустив голову, прошептала:

— Прости, я знаю, что не могу покинуть Сперо!

Монте-Кристо вздрогнул. Настала самая тяжелая минута.

— Гайде,— сказал он с кротостью,— поехать со мной ты не можешь не потому, что тебе нельзя покинуть сына…

Лицо Гайде исказилось таким ужасом, что он остановился.