Вадик откинул скатерть, Лев Ильич закрыл глаза.

Вадик сел и, чтобы подбодрить себя, начал разговаривать со спящим.

– А экстрасенс, Лев Ильич, плохой оказался. И, между прочим, Нина говорит, что он на нее смотрел... Ну, не как врач, понимаете? А это недопустимо. Это называется – нарушение врачебной этики. Между прочим, у меня тоже есть способности. – Бодрясь, Вадик встал перед Львом Ильичем. – Вы всё слышите и запоминаете! Когда вы очнетесь, вы захотите дать персональную стипендию от Анисовки мне и Нине Стасовой. А пока повысите мне зарплату в три раза, а ей выделите отдельный дом, у нас их всё равно полно пустых.

Брови Льва Ильича грозно нахмурились, глаза приоткрылись. Вадик испугался:

– Ладно, ладно... Я шучу...

Меж тем уже светало.

Уже светало. Клавдия-Анжела не ложилась: выносила из дома узлы, чтобы не медлить, когда подъедет Мурзин.

Но Мурзин после вчерашнего, конечно, еще спал.

Ему приснилось, будто бывшая жена Вера ходит по комнате и что-то бормочет. Он хотел ее одернуть, чтобы не мешала спать, и тут обнаружил, что глаза его открыты и он, оказывается, не спит, а видит подлинную жену, которая ходит полновесными шагами по дому и ходит странно: с блокнотом и ручкой, словно учетчица.

– Ты как тут? – спросил Мурзин поневоле хрипло, потому что еще не откашлялся после сна.

Вера откликнулась деловито и буднично, будто вчера виделись:

– Проспался?

– Не проспался, а проснулся! – поправил Мурзин. – Откуда ты в такую рань? И что тут делаешь?

– Опись составляю. Пора нам официально развестись. Мне адвокат посоветовал: составить опись совместно нажитого имущества. Включая дом. А то, я слышала, у вас тут такие дела, что всё будут распродавать. Продашь дом втихомолку, и не увижу от тебя ни копейки.

– Очень приятно! – сел Мурзин на постели. – Говоришь: совместно нажитое? А напомни мне, когда ты от меня сбежала?

– Не сбежала, а уехала!

– Хорошо. Уехала. Бегом. Четыре года прошло! А за четыре года тут много чего появилось. Диван, между прочим, новый и... – Мурзин пошарил глазами по комнате и вернулся глазами к дивану. – Совсем новый диван, сам купил... И... Отличный диван, очень дорогой, между прочим! И много еще чего. И крышу я у дома перекрывал. Что получается? Получается – мы вместе не жили целых четыре года, а ты хочешь половину всего отхапать? Не выйдет, родная моя!

Вера ответила спокойно, будучи готовой к этому разговору:

– И про это мне адвокат объяснил. Говорит, главное, что официально были зарегистрированы.

– Не беспокойся, законы знаем! У меня друг в городе с женой делился, они там вообще не женаты были, но фактически жили вместе! И это главное – фактически! А мы фактически не жили!

Вера даже не слушала эти глупости. Она спросила:

– Скажи лучше, куда ты швейную машинку дел?

– Какую машинку? Ты имей совесть, ее у нас никогда и не было!

– Разве? Ну, неважно, – сказала Вера, видимо, припомнив, что машинка была где-то в другом эпизоде ее жизни. И продолжила опись:

– Иконы в деревянных рамках – три. Шифоньер для белья – ты когда дверку побил? – один.

– И дом тоже делить будем? – спросил Мурзин.

– Естественно! – сказала Вера резонным и грамотным голосом, которому обучилась в городе.

– Как?

– Или продаем и деньги делим. Или я продаю свою половину. Или ты выплачиваешь стоимость.

– Согласен.

– На что?

– На стоимость.

– И когда?

– В течение месяца! – пообещал Мурзин.

Веру это не устроило.

– Нет уж, не пойдет! Неделя – максимум. И пока денег не получу, не уеду, понял? А заодно посмотрю на эту нашу ненаглядную, у которой ты подживался!

– Она-то при чем? И кого ты вообще имеешь в виду? – спохватился Мурзин.

Вера не ответила. На глазах ее показались неожиданные слезы. Она поискала, чем вытереть глаза, вырвала листок из блокнота, промокнула.

– Между прочим, – гордо сказал Мурзин, – имей к сведению: сколько я уже без тебя тут живу – и ни одна женщина вот в эту дверь не вошла!

Он ткнул пальцем в дверь, и надо же было тому случиться, что дверь именно в эту секунду открылась! И вошла Клавдия-Анжела, которая устала ждать Мурзина и пришла узнать, в чем задержка.

Она увидела растерянного Мурзина. Она посмотрела на Веру. И сказала:

– Вот, хожу по селу, со всеми прощаюсь. Уезжаю я. Насовсем. До свиданья, Александр Семенович. До свиданья, Вера. А ты приехала, я вижу?