– Возможно, – сказал Куропатов.

И с этой темой не заладилось.

Мурзин попробовал затронуть что-то более близкое, чем летающие тарелки и потепление Земли.

– Шура рассказывала: новый напиток в магазин завезли. Крепость, как у водки, а дешевый, как портвейн, и даже меньше. Жидкость для ванн называется, но это для отвода глаз, на чистом спирту сделано.

– Иди ты?! – воскликнул Куропатов, невольно заинтересовавшись. – Ты сам пробовал?

Но тут он осекся, увидев окаменевшее лицо Сурикова, и добавил:

– Хотя лично мне всё равно!

– Мне тоже, – жестко сказал Суриков. – Пошли отсюда!

И они ушли от обескураженного Мурзина.

Они ушли от Мурзина.

Куропатов сказал:

– Мы же подпоить его хотели.

– Не получится. Он, я вижу, уперся теперь, хочет выигрыш получить. Лежит, как хан Батый. Я лучше дело придумал. Сейчас футбол начнется, так? Представь: в середине первого тайма гаснет свет. Кто виноват? Мурзин, само собой! Его после этого все мужики возненавидят, в том числе и Шаровы. И не получит он премии ни в каком случае!

– А почему свет-то погаснет?

– Догадайся! Причем обрубим сразу в нескольких местах, чтобы он не сразу починил. Понял?

– Понял, – вздохнул Куропатов. – Нехорошо, конечно, но он сам виноват. Постой, а мы?

– Чего?

– Но мы-то, получится, тоже футбол не посмотрим?

Суриков только язвительно усмехнулся. Куропатов кивнул: да уж, не до жиру...

И опустился вечер.

Беззвездный и безлунный, да еще небо затянуло тучами, то есть именно такое состояние темноты, о котором говорят: хоть глаз коли; без фонаря или другого источника света и шагу сделать нельзя.

А Нестеров у себя дома продолжал работу над собой. С момента странного обморока во время сеанса он боялся, что его сила навсегда ушла. Он не считал себя непревзойденным гением, но всё-таки был уверен в некоторых своих необычных способностях. И вот они куда-то исчезли. Поэтому он и занимался целыми днями не только приведением себя в хорошую физическую форму, но и психологическими упражнениями, в том числе вполне традиционными, но от этого не ставшими бесполезными – напротив, Нестеров верил в действенность старых проверенных методик.

Он стоял перед зеркалом, смотрел на себя и твердил:

– Теплые тяжелые руки. Правая поднимается. Очень теплая, очень тяжелая. Очень теплая. Горячая! Огненно-горячая рука! – приложил руку ко лбу и улыбнулся: получилось. Получилось чуть ли не впервые со времени неудачного сеанса.

И он быстро вышел из дома, словно торопясь на ком-нибудь проверить свою силу.

И мы даже знаем на ком.

Но та, кого мы имеем в виду, была не одна: у нее сидела Наташа и учила английский язык, читая вслух по слогам. Оторвавшись, сказала:

– Я поняла, чтобы было отличное английское произношение, надо чего-нибудь в рот напихать.

И тут же воспользовалась собственным советом: откусила большой кусок яблока. Произношение действительно стало больше походить если не на именно английское, то на иностранное. Вдруг она сказала по-русски:

– Опа! Твой идет.

– Никакой он не мой.

– А откуда ты знаешь, про кого я?

– Отойди от окна, пожалуйста! – Нина отогнала Наташу от окна, Наташа со смехом упала на кровать в угол комнаты, а Нина хотела закрыть окно.

Но Нестеров уже был рядом.

– Добрый вечер! – бодро воскликнул он. – Пойдем погуляем?

– Нет, извините.

– Мы на ты, – напомнил Нестеров.

– Ну и что?

– Да ничего, – Нестеров удивлялся вызову в ее голосе. – Странная ты. Я тебя не в ресторан или... я не знаю... не куда-то там еще зову.

– А мог бы! – очень тихо сказала Наташа и прижала подушку к лицу.

– Просто – погулять, – продолжил Нестеров. – Почему нет? Какие-то особенные деревенские принципы? Соседи, да? Могут что-нибудь подумать?

– Мне всё равно, что они подумают.

– Тогда почему не прогуляться? Покажешь мне окрестности.

Нина, видя боковым зрением умирающую от смеха Наташу, сказала:

– Прогуляемся, если хотите. Не сейчас. Завтра.

– Очень занята?

– Ну, просто... Я не одна.

– А... Ну, извини.

И Нестеров, не получив подтверждения силы, пошел прочь.

Нестеров пошел прочь. Наташа сползла с дивана на пол. Нина тоже готова была рассмеяться. Тут появился грустный Вадик.