– Да ничего не началось. Это у Анатолия началось.

– Давно?

– Да уж месяца три.

Он имел в виду Анатолия, в существование которого сейчас сам верил, а Анна всё поняла по-своему.

– Ясно, – горько сказала она. – Значит, давно уже. Зря я человека обвинила.

– Какого человека?

– Прощай, Женечка. Счастья тебе в личной жизни...

И Анна вышла, сдерживаясь, и заплакала только в подъезде.

Анна заплакала только в подъезде.

К машине Нестерова она вышла уже без слез. Молча.

Нестеров попросил разрешения заехать за своими вещами. Заехал, принес, уложил, поехали опять, Анна всё молчала.

И только за городом Нестеров решился нарушить молчание.

– Не расстраивайтесь, – сказал он. – Может, еще не все так страшно.

– Вы ее видели? Она заходила, когда вы у дома стояли.

– Мало ли кто заходил... Вы убедились, что я не виноват?

– А какая разница? Обидно. Столько лет вместе...

И тут вдруг Анна резко повернулась к Нестерову.

– Вот что. Давайте назад!

– Зачем?

– Пусть вы на него не действовали, он сам. Но теперь-то можете подействовать?

Нестеров огорчился:

– Анна, вы меня путаете с теми тетками, которые дают объявления в газетах. Сниму венец безбрачия, верну мужа и прочая ерунда. На самом деле – стопроцентное шарлатанство.

– Вы же обещали помочь!

– И помогу. Но как психолог, а не как колдун и маг. Вы его должны вернуть себе, а не я и не кто-то другой, неужели не понимаете?

– Понимаю, – поникла Анна. – Что надо делать?

– Сначала разберем ситуацию. Он оправдывался?

– Само собой! Сказал, что она не к нему приходила. Ага, охотно верю!

– Отлично!

– Вы чего? Что отличного-то?

– Если бы он не оправдывался, это значит – всё, решил от вас уйти. А раз оправдывается, значит, дорожит вами.

– Думаете?

– Уверен. Но вы ошибку сделали, Анна Антоновна.

– Это какую? – насторожилась Анна.

– Ну, представьте. Предположим, у него всё-таки... как бы сказать... увлечение. Обычно это дело легкое, веселое. Можно сказать, такой небольшой праздник. А вы явились как на полевой стан. Одеты, извините, простовато. Даже красочки на лицо пожалели. Ботики эти ваши резиновые... То есть та женщина для него – воскресенье, а вы как бы понедельник, день будний и тяжелый.

– Я ему жена, а не день Восьмое марта! – оскорбилась Анна. – И он обязан иметь совесть!

Нестеров покачал головой и вкратце изложил основы человеческой морали:

– Увы, Анна Антоновна, никто не обязан иметь совесть! А праздника каждому хочется. Вот и явились бы к нему как праздник. Чтобы он сравнил и сказал: какой же я дурак! Чтобы не захотел вас отпускать!

Анна надолго задумалась.

Анна надолго задумалась, а когда женщина долго думает, это может привести к последствиям либо очень хорошим, либо очень плохим и в любом случае неожиданным.

Она пошла к Наташе Кублаковой, которая считалась в Анисовке первой модницей, каждый месяц ездила делать прическу даже не в Полынск, а в Сарайск, и обходилась ей эта прическа, если не врут, чуть ли не в пятьсот рублей (почти двадцать долларов по курсу, уточнял Володька Стасов, который любил в последнее время казаться, как он сам выражался, продвинутым). Ну, пусть приврали, пусть не пятьсот, а четыреста и даже триста, всё равно сумасшедшие деньги. В том же Полынске стригут за пятьдесят мужчин и за сто женщин, пенсионеров же вообще за тридцатку. Да и то они скупятся, доверяют своим старухам чекрыжить свои седые космы, у кого остались. Ничуть не хуже получается, между прочим. Те же тридцать рублей – это три с половиной буханки хлеба или целая бутылка самогонки, имейте совесть!

Зато Наташа время от времени привозит из этой самой сарайской парикмахерской модные журналы – не новые, растрепавшиеся, но картинки все целы, всё можно разглядеть.

Наташа, достав кипу этих журналов, показала Сущевой:

– Вот – образцы.

Сущева полистала.

– Да... Образцы, вот именно. Я так никогда выглядеть не буду.

– И не надо. У каждого свой имидж.

– Это что? – испугалась Анна. – Если что-то неприличное, я не соглашусь!

– При чем тут неприличное? Имидж – это образ. Ну вот наша Нина. У нее образ называется – лирическая красавица. А мой образ – смелая девушка без комплексов.

– Надо же. Красиво звучит. А у меня какой образ?

– У вас? – Наташа осмотрела Анну и не могла не оценить, что та, несмотря на свои уже не тридцать лет, вполне еще свежа и стройна. А глаза при этом так и горят каким-то тайным пламенем, происхождения которого Наташа не знала, но не видеть не могла. – Я бы предложила: роковая женщина.

– Ты скажешь! Какая я роковая? И это что значит, кстати?

– Это значит: вы прошли, и все упали, а вам наплевать.

Анна нахмурилась: