Гигант! А кто-то когда-то сомневался, что Советский Союз способен построить Днепрогэс, Магнитку, Харьковский и Сталинградский тракторные, Россельмаш и другие гиганты первых пятилеток…

Теперь представители бумагоделательной промышленности Западной Германии рассматривали один из многочисленных гигантов России, возведенных в северной тайге упорством и мужеством советского человека. Среди тех, кто его возводил, было много недавних фронтовиков…

Мы стояли с представителями западногерманских фирм в огромном зале бумагоделательного производства третьей очереди, у машины номер пять, которая каждую минуту мотала на рулон 360 метров тепленькой еще офсетной бумаги. И эту бумагу неудержимо хотелось потрогать рукой.

— Гут, — повторяет господин Штерц. — Какой фирмы машина?

— Фирма имени товарища Артема, — отвечает представитель комбината.

— Где находится эта фирма?

— В городе Днепропетровске… Это отечественная бумагоделательная машина, по она не уступает заграничным образцам…

— Какова ее проектная мощность?

— Сорок тысяч тонн в год. Плановая — сорок пять. Но наши бригады и эту цифру значительно перекрывают.

Господин Штерц задумался. По выражению лица трудно понять — о чем. Неторопливо идет вдоль стометровой громадины, всматриваясь и вслушиваясь в нее, как внимательный врач всматривается и вслушивается в своего пациента.

— В конце года машина будет остановлена на реконструкцию, — сообщает представитель комбината.

— Что это даст? — интересуются гости.

— Примерно на десять тысяч тонн увеличится годовая производительность. Бумага будет представлена на присвоение государственного Знака качества…

У одного из пультов, расположенных слева от машины, господин Штерц останавливается. Его внимание привлекает вымпел, укрепленный на специальном штоке. Гость поднимает на лоб свои красивые очки и читает русские слова на красном треугольнике. Там написано: «Победителю социалистического соревнования бригаде Гирша Г. Ф.»

— Кто такой Гирш? — спрашивает господин Штерц, водружая очки на переносицу.

— Хозяин машины.

— Немец?! — скорее утверждает, чем спрашивает гость.

— Не знаю, — пожимает плечами гид. — Никогда не интересовался. Он прекрасный специалист. Это известно всем. А национальность не имеет значения.

— Он немец! — убежденно восклицает господин Штерц. — Гирш — классическая немецкая фамилия… Я бы хотел с ним познакомиться.

Представитель комбината смотрит по сторонам, замечает на переходном мостике человека в клетчатой рубашке и делает ему пригласительный жест рукой. Человек быстро подходит, и его представляют гостям:

— Вот это и есть бригадир Густав Филиппович Гирш.

— Вы объясняетесь по-немецки? — спрашивает Штерц.

— Немного, — отвечает Густав Филиппович по-немецки.

— Это же ваш родной язык!

— Родных у меня два: русский и немецкий.

— А где вы родились?

— В Одесской области.

— Женаты?

— Конечно… Я уже дед, — смеется бригадир.

Штерц тоже сдержанно улыбается.

— Вы меньше всего похожи на деда, — говорит он. — Вам, очевидно, не более сорока?

— Сорок шесть. Просто я хорошо сохранился и мог бы сойти за жениха. Но восемь месяцев назад старшая дочь сделала меня дедом. И приятно и грустно.

— Почему грустно? — насторожился Штерц.

— Одна русская поэтесса сказала: «Осенью всегда бывает грустно, даже если не о чем грустить…»

— До осени еще далеко. — Господин Штерц дружески похлопал Гирша по плечу. — Жена тоже немка?

— Нет. Русская.

— Если у господина Штерца есть желание поговорить с Густавом Филипповичем, я рекомендую пройти в комнату мастеров, — предложил представитель комбината. — Здесь очень шумно… А потом мы встретимся на целлюлозном производстве…

— С удовольствием! — быстро соглашается Штерц. — Вы не против, Густав?

Гирш пожимает костистыми плечами:

— Пожалуйста, если вам интересно…

Мы покидаем делегацию и направляемся в комнату мастеров. Коридорная перегородка и массивная дверь надежно предохраняют помещение от машинного шума. Но шум застрял в ушах, он звенит в наступившей тишине игрушечными колокольчиками, и господин Штерц пытается указательными пальцами унять этот звон. Он удобно устроился в кресле, пытливо осматривает комнату. Здесь много цветов — на подоконниках, на столах, на специальных подставках. Стены отделаны полированным деревом, потолок звукопоглощающими плитами — уют и покой. Даже не верится, что в десяти шагах грохочет сотнями моторов и колес огромное производство.

— Вы простите, Густав, мое любопытство, — говорит господин Штерц, — но мне хочется с глазу на глаз поговорить с рядовым человеком, который делает для нас бумагу. Между прочим, я выходец из небогатой семьи. Отец был мелким служащим… До войны мы жили в Восточной Германии. В небольшом городе Лихене… Может, слышали?..

— Нет. Я никогда не был в Германии. Ездил по туристическим путевкам в Чехословакию и в Польшу, а в Германию пока не довелось.

— И не тянет? — понизив голос, интересуется Штерц. — Некоторые русские немцы перебираются на родину… Вы, наверное, слышали об этом?