– Слышите? Кажется, бой начался!

И впрямь с юга донеслись звуки стрельбы, а потом и разрывов. Грозный грохот войны. И сон пропал совсем. Слишком уж тревожно стучали сердца в такт зловещей музыке далекого боя.

– Что-то рано начали… И слышно хорошо. Близко совсем…

Девушки замолчали, вслушиваясь в канонаду.

– А у меня парень еще летом пропал без вести, в сентябре извещение пришло, – сказала Вера. – Вот я и пошла добровольцем, в тыл просилась к немцам. В разведшколу. Думала, вдруг найду его в плену…

– Ну, вот ты и в тылу немецком…

Вера только вздохнула в ответ. Потом допила чай и сказала:

– Девочки, я в туалет. Кто со мной?

Холод, постоянный холод. Днем и ночью. В результате, как ни спасайся, цистит. Это в лучшем случае, если чего другое, женское, не отморозишь. Достаточно кружки чая выпить – и все, уже прижимает внизу живота. И жжет. А бежать некуда – кругом мужики. И какими шалями ни обматывай живот и поясницу…

– Я с тобой, – сказала Наташа. – Девчат, подождете?

Отошли подальше от лагеря.

– Давай подержу, – Вера взяла Наташкин «ППШ». Неудобно с автоматом в кустиках присаживаться в сугроб. Да еще снимать полушубок, расстегивать комбез, вытаскивать из вещмешка вату…

– Вер, я все. Давай покараулю.

Наташка отошла чуть в сторону, по натоптанной уже девчонками тропинке. Это ее и спасло.

– Хальт! – с разлапистых елей слетел снег, обсыпав вышедших из-за деревьев немцев. В белых маскхалатах, белых касках, с оружием, обмотанным бинтами.

– Верка, немцы! Скорей! Скорей, Верка! – завизжала от испуга Наташка и выпалила очередью одного из автоматов. Конечно, не попала. Держа две тяжеленных железяки, с одной руки редкий мужик бы попал. Пули ушли куда-то вверх. Но немцы попадали, заорав, и открыли пальбу.

Пули свистели и шипели, взбивая снежные фонтанчики. Наташка упала тоже, ткнувшись лицом в сугроб. Потом приподнялась на локтях и дала короткую очередь. Еще одну…

– Верка! Верка!

– Наташка, беги!! Аааа!! – И крик внезапно оборвался. Довгаль встала на колено и от отчаяния выпустила сначала один диск, а потом другой в сторону фашистов, а потом побежала к лагерю. За подмогой.

Она так и не узнала, что случилось с Верой. Потому что этот немецкий взвод был не один. Лагерь раненых атаковали с трех сторон, воспользовавшись тем, что бригада вся ушла на юг.

Немцы знали об операции, как позже сделали вывод старшие командиры. Знали время, знали маршруты, знали силы. Но это будет позже, а сейчас раненые, врачи, фельдшера и комендантский взвод отбивали атаку немецких егерей.

Раненные в руки – стреляли с одной руки.

Раненные в ноги – привалившись к деревьям.

И ведь отбились! Немцы не рассчитывали на такое сопротивление. Рассчитывали, что можно накрыть тыловую базу, пока сама бригада погибает в огневых мешках у Доброслей. Рассчитывали, но…

Но разве может немецкий ум просчитать русский характер? Разве можно учитывать при планировании операции, что ослепший от осколочного ранения в голову сержант Кокорин будет кидать гранаты на слух? Что ходячие раненые могут встать и пойти в штыковую контратаку? А неходячие – с ампутированными ступнями – поползут за ними вслед…

И егеря побежали. Слишком это страшно видеть, как на тебя бежит – бежит? ковыляет, шатаясь! – русский десантник, обнаженный по пояс, со свежеокровавленными бинтами на груди, а по подбородку стекает красная струйка из разорванного пулей рта. И блестит тесак винтовки, ходящей ходуном в ослабевших руках. Это страшно. Правда страшно. Кажется, что прав был великий Фридрих – убей, а потом толкни. Иначе русский не упадет.

И немцы отступили.

И только после этого техник-интендант третьего ранга Наталья Довгаль бросилась туда, где осталась Вера.

Но там ее не было. Снег на поляне был истоптан, кое-где рябиной краснели капли крови.

– В плен попала… – сказал кто-то за спиной.

И напрасно Наташка кричала на бойцов, плакала, рыдала, уговаривала…

Без приказа Тарасова комендантский взвод не мог оставить базу. А комбриг вернулся только к вечеру. Усталый и подавленный. Как и вся бригада. Равнодушно выслушал Наталью и…

– Вернитесь в расположение своего батальона.

А потом отвернулся.

Наташка полночи проревела, уткнувшись в плечо Димке. Она не знала, что было еще не поздно… И это хорошо, что не знала…