Это та самая обязанность, которую я подразумевал, когда говорил о бремени, которое несут люди в открытом обществе. Они могут пытаться найти себе большую цель. 'присоединившись к какой-то группе или посвятив себя служению какому-то идеалу. Но добровольные организации не обладают таким же уютным и успокоительным свойством однозначности и стабильности, как органическое общество. Ведь в случае открытого общества человек принадлежит к какой-то группе в результате сознательного выбора, а разве не трудно быть беззаветно преданным какой-то одной группе, когда столь велик выбор других? Даже если человек и предан группе, это не значит, что группа предана ему: существует постоянная опасность, что тебя отвергнут.

То же самое касается идеалов. Религиозным и общественным идеалам приходится конкурировать друг с другом, поэтому им и не хватает этой всеобъемлющей завершенности, которая позволила бы людям принимать их безоговорочно. Приверженность какому-либо идеалу становится точно таким же вопросом. выбора, как и принадлежность к какой-либо группе. Индивид остается обособленным и самостоятельным. Его приверженность определенному идеалу означает не жесткое подчинение выбору, а лишь факт сознательного выбора. То, что этот выбор осуществляется сознательно, определяет характер взаимосвязи между индивидом и принятым идеалом.

Потребность найти цель для себя и в себе самом ставит индивидов в затруднительное положение. Очевидно, что человек – самая слабая единица из всех составляющих общество и имеет более короткую продолжительность жизни, чем большая часть институтов, зависящих от него. Сами по себе люди – очень непрочный фундамент для того, чтобы строить на нем систему ценностей, достаточную для поддержания структуры, которая их переживет и которая»должна представлять большую ценность в их глазах, чем их собственная жизнь и благосостояние. Однако подобная система ценностей нужна для того, чтобы поддерживать открытое общество.

Неадекватность человека как источника ценностей может находить различное выражение. Одиночество, чувство неполноценности, вины, пустоты и тщетности могут быть прямо связаны с отсутствием цели. Такие психические расстройства обостряются человеческой склонностью считать себя лично ответственным за эти ощущения вместо того, чтобы помещать свои личные трудности в общественный контекст. Психоанализ бессилен в этом отношении: каково бы ни было его терапевтическое значение, его избыточное сосредоточение на личности скорее обостряет проблемы, которые пытается вылечить.

Чем большим богатством и властью обладает человек, тем сложнее у него проблемы. Люди, которым приходится сводить концы с концами, часто не могут себе позволить остановиться и задаться вопросом о смысле жизни. Но то, что я назвал «положительным аспектом неточного знания», способно сделать открытое общество обществом всеобщего благосостояния, что и поставит проблему со всей остротой. Может настать момент, когда даже принцип удовольствия окажется под угрозой: люди вдруг перестанут получать достаточно удовольствия от результатов своего труда, так что приложенные для достижения этих результатов усилия не будут больше казаться им оправданными. Конечно, создание богатства само по себе может быть правомерно как форма творческой деятельности; но когда дело доходит до наслаждения плодами, начинают проявляться признаки гиперемии.

Тех, кто не способен найти цель в самих себе, может привлечь догма, которая дает человеку готовый набор ценностей и обеспечивает ему определенное место в мире. Один из способов избавиться от проблемы дефицита цели – отказаться от открытого общества. Когда свобода становится непереносимым бременем, закрытое общество может прийти как спасение.

Мы видели, что критический тип мышления возлагает бремя определения того, что правильно, что неправильно, что истинно, что ложно, непосредственно на человека. Так как человеческое понимание несовершенно, встает масса крайне важных вопросов, особенно тех, которые касаются человеческого отношения к миру и его места в обществе, на которые он или она не могут дать окончательного ответа. Неопределенность трудно выносима, и человеческий разум скорее всего пойдет на все что угодно, лишь бы избежать ее.

Такой способ избежать неопределенности существует: это догматический тип мышления. Здесь главенствующей становится доктрина, которая, как считается, исходит не из личностного источника. Таким источником может быть традиция или идеология,, победившая в конкуренции с другими идеологиями. «В любом случае она провозглашается в качестве верховного арбитра для враждующих взглядов: те, которые согласуются с ней, – принимаются, противоречащие ей – отвергаются. Нет необходимости взвешивать альтернативы: выбор уже сделан. Не остается ни одного вопроса без ответа; пугающий спектр неопределенности больше не существует.

Догматический тип мышления имеет много общего с традиционным типом. Постулируя авторитет, который является источником всякого знания, он пытается сохранить или воссоздать восхитительную простоту мира, в котором господствующая точка зрения не подвергается сомнению. Но именно недостаток простоты отличает его от традиционного типа. При традиционном типе неизменность является общепризнанным фактом; при догматическом типе это постулат. Вместо единственного общепринятого взгляда существует много различных интерпретаций, но только одна из них согласуется с постулатом. От других надо отказаться. Ситуация осложняется тем, что догматический тип не может признать, что он пользуется постулатом, потому что это подорвет непререкаемый авторитет, который он стремится установить. Чтобы преодолеть эту трудность, могут потребоваться невероятные умственные ухищрения. Как бы он ни пытался, догматический тип не может воссоздать условия, в которых существовал традиционный тип. Существенным пунктом различия является следующее: подлинно неизменный мир не может иметь истории. Как только появляется осознание прошлых и настоящих конфликтов, объяснения теряют свою силу неизбежности. Это означает, что традиционный тип мышления ограничивается ранними этапами человеческого развития. Возврат к традиционному типу мышления будет возможным, только если люди забудут свою историю.