Таким образом, прямой переход от критического к традиционному типу не может быть полностью исключен. Если бы догматический тип был господствующим на протяжении неопределенного периода времени, история могла бы постепенно сойти на нет и закончиться, но в настоящий момент это не заслуживает рассмотрения в качестве практической возможности. Выбор может быть только между критическим и догматическим типами.

В сущности, догматический тип мышления переносит предположение о неизменяемости (которое допускает точное знание) в мир, который уже не является совершенно неизменяемым. Это совсем не простая задача. Принимая во внимание человеческое неточное знание, ни одно объяснение не может полностью соответствовать действительности. Если то, что считается неопровержимой истиной, подвергается хоть какому-то наблюдению, обязательно должны возникнуть некоторые расхождения. Единственным действительно эффективным решением будет убрать истину из царства наблюдения и оставить ее для более высокого уровня сознания, на котором она сможет царствовать без помех со стороны противоречащих фактов.

Догматический тип сознания, таким образом, склонен обращаться к высшему авторитету вроде бога или истории, которые являют себя человечеству в том или ином обличье. Откровение, таким образом, является конечным источником истины. Пока люди, с их несовершенным . интеллектом, бесконечно спорят о способах применения и возможных смыслах доктрины, сама доктрина продолжает сиять в своей царственной чистоте. В то время как наблюдение фиксирует постоянный поток перемен, владычество высшего авторитета остается неизменным. Это поддерживает иллюзию вполне определенного неизменного мирового порядка, несмотря на большое количество фактов, разрушающих эту иллюзию. Иллюзия усиливается тем фактом, что догматический тип мышления в случае своего успеха обычно поддерживает социальную стабильность. Однако даже в своем самом успешном варианте догматический тип не обладает той простотой, которая была столь подкупающей чертой традиционного типа.

Традиционный тип мышления рассматривал только конкретные ситуации. Догматический тип строится на доктрине, которая применима ко всем мыслимым ситуациям. Ее положения – это абстракции, которые существуют вне и часто независимо от непосредственного наблюдения. Использование абстракций влечет за собой все те осложнения, которыми не страдал традиционный тип. Догматический тип никак нельзя назвать простым, более того, он может быть более сложным, чем даже критический тип. Это неудивительно. Ведь неизбежно искажение действительности для того, чтобы поддерживать постулат о неизменности в условиях, которые не соответствуют ему, причем не признавая того. что это всего лишь постулат. Приходится изобретать немыслимые выверты, чтобы добиться хотя бы видимости достоверности, и это стоит больших усилий и напряжения ума. В самом деле, трудно было бы поверить, что человеческий разум способен на такой самообман, если бы история не давала нам примеры. Получается, что разум – это такой инструмент, который способен разрешить любое порожденное им самим противоречие путем создания других противоречий. Эта тенденция получает свободу действий в рамках догматического типа мышления, потому что, как мы видели, его положения практически не зависят от наблюдаемых явлений.

Так как все усилия направляются на разрешение внутренних противоречий, догматический тип мышления не дает почти никаких возможностей для расширения объема знаний. Он не может признать непосредственное наблюдение в качестве критерия, потому что тогда в случае конфликта авторитет догмы будет подорван. Он должен ограничиться только применением доктрины. Это вызывает споры о значении слов, особенно слов «изначального откровения» – софистические, талмудистские, теологические, идеологические дискуссии, которые зачастую на одну решенную проблему создают десяток новых. Так как мышление почти не имеет или совсем не имеет связи с действительностью, умозрение имеет тенденцию становиться все более изощренным и ирреальным. Сколько ангелов может танцевать на игольном острие?

Конкретное содержание доктрины зависит от исторических условий и не может быть объектом обобщений. Частично материал может быть традиционным, но для этого он должен быть полностью преобразован. Догматическому типу нужны положения универсального применения, в то время как традиция первоначально строилась на конкретике. Теперь ее нужно обобщить и распространить на более широкий спектр явлений. Великолепной иллюстрацией этого процесса может служить рост языков. Одним из способов приспособления языка к изменяющимся обстоятельствам является появление переносных, фигуральных, метафорических значений у слов, которые первоначально употреблялись для обозначения конкретных объектов. У переносного значения сохраняется одна характерная черта конкретного объекта, которая и позволяет ему служить для обозначения других объектов или понятий, имеющих то же отличительное свойство. Точно так же поступают проповедники, строя свои проповеди на отрывках из Библии.

Доктрина может также включать в себя идеи, возникающие в открытом обществе. Каждая философская и религиозная теория, обещающая всеобъемлющее объяснение проблем бытия, обладает чертами доктрины: все, что ей требуется, – это безусловное принятие и всеобщее проведение в жизнь. Создатель такой универсальной философии, быть может, и не хотел, чтобы его доктрина безоговорочно принималась и повсеместно воплощалась, но личные желания и наклонности очень мало влияют на развитие идей. Как» только теория становится единственным источником знания, она приобретает определенные черты, которые становятся определяющими независимо от первоначальных намерений ее творца.

Поскольку критический тип мышления обладает большими возможностями, чем традиционный, более вероятно, что догма будет скорее возникать на основе идеологий, порожденных критическим типом, чем на основе традиции. А когда догма уже возникла, она может рядиться в традиционные одежды. Если язык достаточно гибок, чтобы развивались переносные значения конкретных высказываний, он также способен и на обратное – персонифицировать абстрактные идеи. Бог Ветхого завета – тот самый случай, а в «Золотой ветви» Фрэзера можно найти массу других примеров. В действительности в том, что мы называем традицией, можно обнаружить множество конкретизированных продуктов критического мышления.

Прежде всего догма должна быть всеохватывающей. Она должна служить мерилом для каждой мысли и действия. Если бы нельзя было все оценить и измерить с ее помощью, людям пришлось бы оглядываться вокруг в поисках других методов различения между истинным и ложным, и это подорвало бы догматический тип мышления. Даже если значимость догмы и не подвергалась бы прямым нападкам, один лишь тот факт, что применение иных критериев может привести к другим результатам, мог бы подорвать ее авторитет. Если доктрина – универсальный и единственный источник знаний, ее господство должно утверждаться во всех областях. Возможно, и не надо обращаться к ней все время: можно пахать землю, рисовать картины, вести войны, запускать ракеты – все по своему заведенному порядку. Но как только какая-нибудь идея или действие приходят в противоречие с доктриной, доктрина ставится на первое место. Таким образом, под ее влияние и контроль могут попасть даже самые значительные сферы человеческой деятельности.