Глебов признаться никогда особенно не приглядывался к молодежи. Она была, как говорится, вне сферы его интересов. А почему? Никаких внятных объяснений тут не подберешь. Просто Глебов не интересовался молодыми да и все. Как сотни тысяч других людей.

Однако случай весь этот и особенно слежка. Ну, не слежка, пусть, а скажем эта его велосипедная прогулка, повернула душу Глебова в новую сторону. И вот он залюбовался девчонкой. Нет не девчонкой. Но и не барышней! Бог знает, как было назвать это состояние ее духа и бытия.

Одно стало вдруг ясно Глебову красота - момент жизни. Не было - пришел - исчез. И эта девочка была как раз в том моменте. Глебов видел, что, повзрослев, она сделается полновата, жила в ее генах такая склонность. И морщинки на лбу, которые столь милы сейчас, станут ее настоящими врагами.

Но сейчас она была прелестна и неповторима в начале своей женственности, а на самом деле - в ее зените!

На мгновение Глебову захотелось просто довериться ей. Не начать хитро выспрашивать, а просто вот довериться.

Ничего подобного, конечно, Глебов не сделал! Он кашлянул самым банальным образом, чтобы привлечь к себе внимание… Хотя его и так заметили, ведь он мешал их разговору.

– Извините, ребята, вы давно здесь живете? Вы здесь всех знаете?

– Слушай, отец, - сказал мальчишка очень внятно.
– Мотай отсюда!

Теперь Глебов увидел, какой перед ним угрюмый парень, какой темный у него взгляд. Но это лишь промелькнуло в сознании. А ясно и горько там отпечаталось другое - Что его назвали «отец». В первый раз. Вспомнилось чье-то стихотворение об этом, Межирова, что ли. Совершенно нелепо и не к месту улыбаясь, он вглядывался в лицо этого мальчишки.

– Чего уставился? Не понял, что тебе сказали? По рогам захотел?

Глебов вспыхнул. Он как-то должен был ответить, осадить его. И сделалось страшно. У мальчишки были кулаки каратиста и тяжелый, безжалостный взгляд. Неважно, что ему шестнадцать, судя по физиономии безусой. Они теперь, эти акселераты… Глебов понял, что сейчас он поднимется и уйдет. И эта девочка, которая.

Вдруг она словно услышала его мысли. Внимательно, не отрываясь, смотрела Глебову в лицо, как будто узнавала в нем кого-то. Потом взяла грубого парня за плечо, тряхнула эдак

– довольно бесцеремонно, чего Глебов никак бы не мог от нее ожидать. Но тут же оправдал ее так и следует с этим. Быстро сказала грубому «Сбегай за…» - и произнесла какую-то фамилию… короткую и скользкую - так отчего-то ему показалось.

Мальчишка, больше не взглянув на Глебова, сразу ушел. Тогда она стала говорить. Слов ее он потом вспомнить не мог. Но говорила она именно так и именно тем голосом, которого Глебов ожидал. И от этого получилось еще неожиданней!

С трудом сдерживая себя в рамках взрослости своей постылой, Глебов начал плести ей, что-то несусветное, будто он ищет, не сдаст ли кто дачу… И это в конце августа!

Но девочка слушала, словно понимая, что-то большее, чем эти слова. Словно понимая, чем вызвана его сбивчивость - просто ее обаянием, вот и все!

Вдруг она встала. И Глебов невольно поднялся.

– Я вам ничем помочь не могу. Здесь по-моему никто не сдает, - она улыбнулась.
– Мне, к сожалению, пора идти - Что мол рада бы еще с вами поговорить да вот.

Она пошла навстречу двум мальчишкам тому грубияну и другому «со скользкой фамилией». Последнее, что он увидел - как эта девочка прикуривает от спички поданной ей «грубияном». Так странно все было так смешано в душе у Глебова, так все непонятно, как в этой девочке. А может быть как в этом поколении?

Немного пока найдется на свете школьниц которые бы спокойно закуривали под снайперскими взглядами соседок знающих тебя чуть ли не с пятилетнего возраста. Тут надо на многое решиться, что уж мол во я какая разудалая девушка!

Или надо иметь какой-то резон - специально это делать для чего-то. Алена как раз имела «свой резон» когда подходя к Демину и Солдату-Юдину (человеку со скользкой фамилией) вынула из нагрудного кармашка сигарету спокойно бросила несколько остолбеневшему Демину.

– Огонька!

Нужный эффект был достигнут, Юдин разинул рот захлопал глазами все это естественно в переносном смысле. На самом деле его взгляд из напряженно- подозрительного стал напряженно-уважающий. Но Алене было сейчас не до нюансов. Она набрала дыму, выпустила его Юдину прямо в лицо, спрятала сигаретку от греха в рукав и сказала:

– Вон видишь поехал?
– А улица Ломоносова была пряма как стрела, и неизвестный велосипедист находился уже метрах в семидесяти.
– Узнаешь кто. И где живет.

– Четыре рубля!
– Юдин быстро глянул на велосипедиста, а потом повернулся к Алене, которая вынуждена была курнуть второй раз и теперь говорила так, что дым неровными клочьями вырывался у нее изо рта.