– Тебе профессию надо иметь!, чтоб жить без оглядки.
– Он посмотрел на бутерброд, усмехнулся довольный своей победой.
– Когда деньга, лучше себя чувствуешь, а когда неворованная - тем более!

Потом Демин узнал этот мужик - монтажник. Мотается по командировкам, получает и пятьсот, и за пятьсот. Так, что не врал!

Демин не был таким уж особенным Ломоносовым-Лавуазье, но он мог бы остаться в девятом классе. Захотел бы и остался. Да у него о том идеи не было. Восьмой класс он заканчивал легко и свободно.

А потом сразу без лишних напоминании, без «посоветоваться с родителями» подался в ПТУ. Стал учиться на строителя-монтажника. На верхолаза короче говоря - «не кочегары мы не плотники…» А чем плохая профессия?

А в конце августа прямо перед началом занятий мать пришла домой с Робертом. И через несколько дней к ним переехали Робертовы вещи и главное - ударная установка. Роберт был ударником в ресторане при гостинице, где мать была коридорная. У них очень удобно получилось!

В первый или во второй раз, когда Демину постелили в кухне, на полу, мать сказала.

– Ты зови его дядя Роберт.

– А тебя тетя мама?

Эти слова Роберт вроде бы пропустил мимо ушей, вроде бы вообще не слыхал. Но через несколько дней мать, как раз ушла куда-то, потом Демин подумал, что может, и нарочно, через несколько дней Демин ничего не ожидал, был то есть совершенно не готов, он просто смотрел телевизор, а Роберт смотрел на него. Но такие вещи на Демина не действовали.

– Я почему каратэ не занимаюсь, - вдруг сказал Роберт, - потому, что тянет.

– Чего тянет?
– Демин не хотел, да спросил.

– Да кому-нибудь морда наподдавать!
– Он когда волновался всегда говорил с акцентом.
– Я нестойкий к этому вопросу.

Некоторое время они молчали уперевшись друг в друга упрямыми взглядами. Затем Роберт продолжил намеченную программу.

– Ты хочешь в девять уходи, хочешь в десять хочешь в двенадцать утром! Меня не касается. Но вечер - одиннадцать приходи!

Демин никак не мог уходить из дому в двенадцать дня у него учеба начиналась с восьми. Впрочем Роберт этого мог и не знать. Роберт мог ему от чистого сердца предлагать сидеть тут до двенадцати. Он очень мало Деминым интересовался.

– Ты меня извини!
– Это он сказал таким тоном, каким извинения совсем не просят.
– Ты мне здесь абсолютно не нужен!

Теперь Демин очень захотел ему ответить. Но не нашелся сразу. И тогда Роберт как бы перебил его:

– Мать знает!

Эх! Он должен был ответить этому Роберту. И потом он сообразил, как мог бы ответить. Хотя бы молоток в руки взять.

Да и просто словами! Но Демин мать жалел. Себе он это называл «Неохота связываться» и «Она еще сама потом…» А по правде он ее просто жалел!

Он ее жалел и тогда когда от него утром дверь в комнату стали запирать, чтобы он якобы не играл на Робертовой ударной установке. И когда кровать его навсегда передвинули в узенький коридорчик перед входной дверью. И когда мать с настоящими слезами говорила соседке:

– Ну, что же Лариса! Если я родила, я теперь всю жизнь должна таскать эту тяжесть! Мне самой пожить хочется. Вон Робик - думаешь, очень доволен? Степка. Степка. Сколько я его должна воспитывать в конце то концов?1

Демин еще не понимал, что материнская любовь к нему прошла! Об этом ни в одном кино не было сказано, что такое бывает.

И он тогда ушел из дому - в наказание матери, чтоб она опомнилась и побежала его искать.

Но его никто не искал. Через неделю он явился. Его окинули не очень добрым взглядом.

– Хорош!
– Как будто радовались, что теперь есть возможность ругать его на законных основаниях.

И, переночевав кое-как, измарав и без того не очень чистую наволочку, он ушел туда, откуда явился - в котельную.

Помещение было огромное, как бы двухэтажное, только конечно, под землей. Окна присажены у самого потолка. Но никто на них не обращал особого внимания потому, что здесь всегда горел свет.

Тут заправлял дядя Андрюха - хромой седой нечесаный. Орал какой-то своей начальнице:

– Я работу справляю? Все! А другое тебя не касается!

Еще приходил сюда однорукий дядя Серега и дядя Толяныч, который рассказывал, что будто бы когда то работал следователем.

Демин даже приладился оттуда ходить в ПТУ. Мужики про него говорили:

– Ну он же Алешки Демина внук который валенки валял.
– Это они вспоминали деда материного отца.

Но потом все изменилось там Дядя Андрюха, который считал котельную вроде как своей собственностью, сдал ее каким-то подозрительным типам, которые играли в карты, а больше в «железку». Они заваливались часов с шести - и понеслось!