Стало быть, нам следует преобразовать всю кредитную систему?

Ни в коем случае! Это — утопия. Так покончено с г-ном Тюрком.

Мелкий торговец, о котором столь любовно печется г-н Тьер, это — большой Французский банк.

Конкуренция ипотечных бон, выпущенных на сумму в 2 миллиарда, подорвала бы его монополию и дивиденды, а может быть, и something more{158}. Таким образом, за этим аргументом г-на Тьера скрывается — Ротшильд.

Перейдем к другому аргументу г-на Тьера. Предложение об ипотеках, говорит г-н Тьер, не имеет, собственно говоря, никакого отношения к самому сельскому хозяйству.

Что земельную собственность отнюдь не легко пустить в оборот, что ее лишь с трудом можно реализовать, что капиталы, так сказать, ее избегают, — все это, замечает г-н Тьер, лежит в «природе» вещей. Ведь земельная собственность, говорит он, приносит лишь незначительную прибыль. По, с другой стороны, г-н Тьер не может отрицать, что, в соответствии с «природой» современной организации производства, все отрасли производства, стало быть и сельское хозяйство, успешно развиваются лишь тогда, когда их продукты и их орудия легко могут быть реализованы, стать предметом обмена, могут быть пущены в оборот. С землей дело обстоит иначе. Следовательно, вывод был бы такой: при существующих цивилизованных порядках сельское хозяйство не может успешно развиваться. Поэтому необходимо изменить существующие порядки. И маленьким, хотя и непоследовательным шагом к такому изменению является предложение г-на Тюрка. Ни в коем случае! — восклицает Тьер. «Природа», т. е. современные общественные отношения, обрекает сельское хозяйство на пребывание в его теперешнем состоянии. Современные общественные отношения — это «природа», т. е. они неизменны. Утверждение о неизменности этих отношений есть, конечно, самый веский довод против всякого предложения об их изменении. Если «монархия» — природа, то всякая попытка установить республику есть бунт против природы. Согласно г-ну Тьеру, также совершенно ясно, что земельная собственность по самой природе своей всегда дает одинаково небольшую прибыль — независимо от того, кредитует ли земельных собственников государство из 3 % или ростовщик из 10 %. Словом, это — «природа».

Но отождествляя промышленную прибыль с приносимой сельским хозяйством рентой, г-н Тьер выдвигает также положение, прямо противоречащее современным общественным отношениям — тому, что он называет «природой».

В то время как промышленная прибыль, в общем, неуклонно падает, земельная рента, т. е. стоимость земли, неуклонно возрастает. Г-ну Тьеру надо было бы, следовательно, объяснить то странное явление, что крестьянин, вопреки этому, неуклонно беднеет. Но г-н Тьер, разумеется, не входит в рассмотрение этого вопроса.

Поистине поразительны, далее, поверхностные рассуждения г-на Тьера о различии между французским и английским сельским хозяйством.

Все различие, поучает нас Тьер, сводится к земельному налогу. Мы платим очень высокий земельный налог, а англичане вообще его не платят. Не говоря уж о неправильности последнего утверждения, г-ну Тьеру, несомненно, известно, что в Англии на сельское хозяйство падает налог в пользу бедных и масса других не существующих во Франции налогов. Аргумент г-на Тьера применяется английскими сторонниками мелкого сельского хозяйства в обратном смысле. Знаете ли вы, говорят они, почему английское зерно дороже французского? Потому что мы платим земельную ренту, притом высокую земельную ренту, которую французы не платят, так как они, как правило, не арендаторы, а мелкие собственники. Поэтому — да здравствует мелкая собственность!

Нужно обладать всей беззастенчивой банальностью Тьера, чтобы существующую в Англии концентрацию такого орудия труда, как земля, — благодаря чему в сельском хозяйстве стало возможным применение машин и разделение труда в большом масштабе, взаимодействие английской промышленности и английской торговли с сельским хозяйством, — чтобы все эти широко разветвленные отношения свести к ничего не говорящей фразе о том, что англичане не платят земельного налога.

Мнению г-на Тьера о том, что во Франции нынешняя ипотечная система не имеет значения для сельского хозяйства, мы противопоставляем мнение крупнейшего французского агронома-химика. Домбаль обстоятельно доказал, что если нынешняя ипотечная система будет развиваться во Франции и дальше соответственно «природе», то французское сельское хозяйство станет невозможным[259].

Какая вообще нужна наглая ограниченность, чтобы утверждать, будто для сельского хозяйства безразличны отношения земельной собственности — иными словами, будто для производства безразличны общественные отношения, в условиях которых это производство протекает!

Не требуется, впрочем, дальнейших доказательств того, что г-н Тьер, желая поддержать кредит крупных капиталистов, должен быть против всякого кредита мелким капиталистам. Кредитование крупных капиталистов означает в то же время для мелких капиталистов лишение кредита. Разумеется, мы отрицаем, что при современном строе можно помочь мелким землевладельцам путем каких-либо финансовых трюков. Но Тьер должен был утверждать это потому, что он считает существующий мир лучшим из миров.

По поводу этой части речи Тьера сделаем поэтому еще только одно замечание. Высказываясь против мобилизации земельной собственности и восхваляя, с другой стороны, английские отношения, Тьер забывает, что в Англии сельское хозяйство в огромной степени обладает как раз тем преимуществом, что оно ведется на фабричный лад и что земельная рента, т. е. земельная собственность, является там такой же мобильной, находящейся в обращении биржевой бумагой, как и всякая другая. Ведение сельского хозяйства на фабричный лад, т. е. ведение последнего по образцу крупной промышленности, со своей стороны, обусловливает мобилизацию земельной собственности, ее способность стать предметом беспрепятственного торгового обмена.

Вторая часть речи г-на Тьера состоит из нападок на бумажные деньги вообще. Он называет выпуск бумажных денег выпуском фальшивой монеты. Г-н Тьер открывает нам ту великую истину, что, когда выбрасывают на рынок слишком большую массу средств обращения, т. е. денег, тем самым обесценивают эти деньги, стало быть, обманывают вдвойне: и частных лиц и государство. Это-де в особенности относится к ипотечным банкам.

Все это — такие открытия, которые можно найти в самых плохоньких катехизисах политической экономии.