Шрифт:
Он полностью посвятит себя ей (а именно это, по словам Марджи, женщинам и нужно), заставит ее снять эти нелепые одежки. Его страсть, его любовь, его предупредительность высвободят ее тайные инстинкты и вытолкнут ее в великий современный мир.
Я уставилась на деятеля на стремянке, на заднюю часть его джинсов, и подумала: вот ведь несправедливость, на мужчинах джинсы всегда сидят так хорошо — прямая линия ягодиц превращается в линию ног, и штанины так выгодно подчеркивают все мышцы бедер. Покрутила в голове досужую мысль: почему муж Пенитенс (если этот столяр ей муж) ходит в обыкновенной одежде, а не в мешковине, почему мужчинам в этой секте разрешено одеваться по-человечески.
Потом вернулась к делу: разложила обложки по прилавку вокруг креманки с мороженым, размышляя, какая из них придется по вкусу Пенитенс. Красный кабриолет — слишком материалистично. Ее старозаветным мозгам нужно что-то другое. На одной обложке пара стояла перед увитой плющом стеной, которая вполне могла быть стеной библиотеки Вайнделлского университета. «Зрелая любовь зрелых людей». Придумавший это заглавие наверняка коллекционировал палиндромы.
В книге, главной героиней которой будет Пенитенс, все произойдет так: герой слезет со стремянки, отстегнет кожаный пояс с инструментами, положит ватерпас на стойку, уберет дрель в футляр. Его заинтригует незримая красота Пенитенс, ведомая только ему, его поразит мысль о роскошном теле, скрытом под нелепыми тряпками.
Пока я думала, столяр слез со стремянки. Марджи бы сказала о нем: «Сногсшибательный зад». Он стоял, глядя на панно, которое только что повесил. Деревянные планки — я знала, что это мутовки от старинных маслобоек, — расположены полукругом. Оконечники мутовок, гладкие и вытертые, напоминали головы, а деревянные колечки на узких шеях казались простенькими украшениями. Если посмотреть вот так, мутовки напоминали африканскую скульптуру, вроде тех длинных простых изваяний, которые собирал Модильяни. Столяр сотворил очень красивое панно — солидное, уравновешенное.
Пенитенс намотала свою дерюжку на кулак и встала с ним рядом.
Именно здесь в любовном романе он коснулся бы плечом ее плеча, жар его желания проник бы под грубую ткань и воспламенил бы ее нежную кожу. Воспламенил?
В реальной жизни столяр обсуждал с Пенитенс счет. Она жестом подозвала его к стойке, предложила мороженое, но он покачал головой.
«Дубина бесчувственная», — подумала я.
Столяр прислонил сложенную стремянку к стене рядом с моим столом и присел на корточки перед большой сумкой, которую я до того не замечала.
— Мне пересесть? — спросила я, все еще дуясь на него за то, что он пренебрег бедной Пенитенс и ее дерюжкой.
— Вам что-нибудь еще? — обратилась ко мне Пенитенс.
— Нет, — сказала я, краснея, как десятилетний мальчишка, которого поймали за неприличной мыслью: я воображала себе, как подвязка врезается в ее мешковатые панталоны из натуральной ткани.
— Два доллара, пожалуйста.
Она взяла пустую креманку и заглянула в нее.
Я положила на стойку три доллара. Она церемонно протянула один обратно:
— У нас не полагается давать чаевые.
Столяр положил ватерпас на столешницу со мной рядом и вытащил из-за уха карандаш.
— Что это такое? — поинтересовался он, указывая на рассыпанные по стойке картинки.
— Книжные обложки.
Я принялась запихивать их в конверт, стараясь делать это побыстрее, но без суетливости.
— Вы их рисуете?
— Нет. — Я закрыла конверт.
— Ну и хорошо.
Он положил футляр с дрелью на столешницу.
— Это почему?
Я засунула конверт в сумку.
— Больно уж уродские. — Стоя рядом с моим столиком, он продолжал собирать инструменты. Кожаный пояс съехал вниз по бедрам. Я старалась на него не смотреть. Рулетка — есть, молоток — есть, шурупы в неглубоком кармашке. — Вы у нас недавно? — Он обращался к моей макушке.
— Да. Вроде того. Два года.
— Вам тут нравится? — Он высыпал шурупы из пояса в коробочку.
— Иногда.
— Сами из Нью-Йорка?
— Да.
— Часто бываете у озера?
— Нет.
— Вот и зря: если тут и есть что стоящее, так это лес и озеро.
— Понятно.
Хорошо бы он уже ушел. Я инстинктивно взглянула на его руку — нет ли обручального кольца. Он перехватил мой взгляд и улыбнулся всепонимающей улыбкой, вскинул стремянку на плечо и понес на улицу. Я видела в окно, как он крепит ее к боку своего пикапа, потом отпирает большой металлический ящик для инструментов, встроенный в багажник.