"Надеюсь хоть немного отрезвить этим состояние умов в Академии" [326] .

О том, как тяжело реагировал Константин Константинович на это решение, можно заключить из писем выдающегося языковеда, академика А. А. Шахматова, который утверждал, что "чуткая душа" президента Академии наук очень страдала в это время, что "сам он сконфужен" [327] . Но не в его силах было противодействовать решительному приказанию царя.

Письма Достоевского и записи о нем в дневнике К. К. Романова существенно дополняют наши представления о взаимоотношениях писателя с правительственными кругами, с представителями царствующего дома. Несмотря на то что Достоевский в письмах к К. К. Романову не избежал некоторого оттенка верноподданничества, типичного для посланий подобного рода, он и здесь сохраняет независимость и чувство собственного достоинства. Писатель отказывается от визита к великому князю, так как в этот вечер обещал участвовать в публичных чтениях в пользу Литературного фонда. Когда же Достоевский читал свои сочинения во дворце, он надеялся, видимо, оказать моральное воздействие на своих слушателей. Восторги и слезы, вызываемые его чтением, например, рассказом "Мальчик у Христа на елке", где с большой художественной силой воплощен контраст между счастливой праздностью обитателей роскошного особняка и трагедией умирающего нищего мальчика, вероятно, поддерживали эти его иллюзии.

Особый интерес среди дневниковых записей К. К. Романова представляет сообщение о присутствии Достоевского на казни И. О. Млодецкого. До сих пор был известен лишь сам этот факт. Млодецкий, связанный с народовольцами, совершил покушение на М. Т. Лорис-Меликова 20 февраля 1880 г., через несколько дней после учреждения Верховной распорядительной комиссии, которую тот возглавил. 22 февраля по приговору военного суда Млодецкий был казнен.

Об этом Александр II сделал характерную запись в памятной книжке:

"Млодецкий повеш<ен> в 11 ч. на Семеновском плацу — все в поряд<ке>" [328] .

Узнав о предстоящей казни, Достоевский вспомнил то другое, тоже морозное зимнее утро на Семеновском плацу, последние минуты перед предстоящей казнью, и его потянуло еще раз увидеть все своими глазами. Никогда Достоевского не оставляли воспоминания о том, что он пережил 22 декабря 1849 г., когда ему и товарищам по делу Буташевича-Петрашевского был зачитан на том же плацу приговор о смертной казни расстрелянием, а затем была произнесена команда к расстрелу. Эти воспоминания всегда жили в нем, и неожиданно прорывались то в описании самочувствия Раскольникова, то в рассказе князя Мышкина. Но дело не только в психологическом потрясении, которое осталось в памяти Достоевского. Его мучительно волновали судьбы новых поколений революционеров, он не признавал смертную казнь справедливым средством политической борьбы, о чем писал в последней записной книжке в связи с казнью членов Исполнительного комитета "Народной воли" А. К. Преснякова и А. А. Квятковского [329] . Известно, что другой русский писатель Всеволод Гаршин направил Лорис-Меликову письмо, умоляя о помиловании Млодецкого, но просьба осталась без ответа [330] .

Разумеется, далеко не все, что в день смерти Млодецкого пережил Достоевский, он мог объяснить своему собеседнику, но некоторые детали рассказа драгоценны, тем более что запись сделана сразу после разговора. Характерно, например, признание, что в последние минуты перед казнью человек отгоняет от себя мрачные мысли, "ему припоминаются большею частью отрадные картины".

Это совпадает с тем, что писал Достоевский брату, вернувшись в Петропавловскую крепость после обряда казни 22 декабря 1849 г.:

"Вызывали по трое, след<овательно>, я был во второй очереди и жить мне осталось не более минуты. Я вспомнил тебя, брат, всех твоих; в последнюю минуту ты, только один ты был в уме моем, я тут только узнал, как люблю тебя, брат мой милый!" [331]

Внутреннюю стойкость, способность не поддаваться отчаянию запомнил Достоевский в себе и узнал в "равнодушии" спокойно озиравшего толпу Млодецкого.

Далее Достоевский говорил, что в ожидании казни не страшна предстоящая боль, "ужасен переход в другой, неизвестный образ". Это, конечно, слова человека неверующего или, во всяком случае, колеблющегося в вере.

Ф. Н. Львов, вспоминая процедуру казни петрашевцев, писал:

"Достоевский был несколько восторжен, вспоминал "Последний день осужденного на смерть" Виктора Гюго, и, подойдя к Спешневу, сказал: "Nosserons avec le Christ". — "Un peu de poussiere" [332] , — отвечал тот с усмешкою" [333] .

Но судя по рассказу, записанному К. К. Романовым, настроения и мысли Достоевского в те роковые минуты были значительно сложнее [334] .

Как мы видим, еще возможны находки и писем Достоевского к ранее неизвестным адресатам, и мемуарных записей о нем.

VI. Автографы Достоевского за рубежом

В зарубежных странах хранится много автографов классиков русской литературы. Достаточно сказать, что творческих рукописей, писем и книг с дарственными надписями Пушкина там имеется около сорока. Сотни автографов Л. Н. Толстого находятся за границей. И, конечно, особенно велико за рубежом, и, в частности, во Франции, количество творческих рукописей, писем и книг с дарственными надписями Тургенева, поскольку он не только прожил там значительную часть своей жизни, но и с молодых лет вел обширную переписку с зарубежными корреспондентами. Что же касается автографов Достоевского, то в иностранных государственных архивохранилищах и личных коллекциях их немного, хотя писатель в общей сложности провел за границей около шести лет, а начало его европейской популярности восходит к 1860-м годам.